Смотрящие вперед

Когда Лиза домыла пол, к нам заглянул Иван Владимирович. Чудесную игрушку держал он в руках - полуметровую бригантину! Борта суденышка были выкрашены масляной краской чистейшего белого цвета, переходящего ниже ватерлинии в голубой. Прямые паруса передней фок-мачты и косые паруса грот-мачты кто-то сшил с вдохновением из сурового полотна, как подобает морским парусам - символу суровой жизни моряка. "Ветер дальних странствий" пронесся по дому. Иван Владимирович, улыбаясь, смотрел то на Лизу, то на меня, лицо его, казалось, оттаяло.

- Поздравляю вас с новосельем,- произнес он и, вручив Лизе бригантину, по-старомодному поцеловал ей руку. Я тут же наскоро смастерил подвесную полочку, и мы поставили на нее бригантину. Отныне она должна напоминать, как и лоция Филиппа Мальшета, которую я положил отдельно от всех книг на тумбочку возле своей кровати. Лоция была моя, и я не собирался делиться ею даже с сестрой.

Потом мы пили чай за круглым столом и слушали рассказы Ивана Владимировича. Было что послушать! В юности он изъездил Каспий вдоль и поперек. Был участником нашумевшей экспедиции Горского, когда ученые тридцать семь дней провели на льду, пересекли на лошадях уральскую бороздину, попадали в относ. Он прекрасно знал отца Мальшета - Михаила Филипповича, они дружили с детства.

Старший Мальшет тоже любил наш Каспий, он построил на его берегах не один маяк и тоже вечно носился с проектами каких-то дамб. Однажды вчетвером - Иван Турышев, Михаил Мальшет и двое студентов, закадычных друзей,- отправились на арендованной тюленке далеко в море: Иван Владимирович тогда работал над своей первой диссертацией и ему не хватало каких-то данных.

Сначала все было хорошо, но потом они попали в окружение айсбергов, по-местному - бугров. На них часто попадаются большие лёжки тюленя. Бугры эти напоминают причудливые ледяные крепости - мощные стены высотой в трехэтажный дом и выше, башни, посреди ледяные "дворы", в которых греются на солнышке и дремлют тюлени. Когда ловцам попадается такой "двор", то при удаче можно взять столько тюленя, что наполнишь два-три суденышка.

Должно быть, они наткнулись на подводный айсберг, потому что вдруг от внезапного сильного толчка тюленка судорожно вздрогнула, что-то в ней хрустнуло, словно позвоночник переломился: нахлынувшая волна, выломав часть борта, перевернула судно. Людей отшвырнуло в сторону. Один из студентов угодил в студеную ледяную шугу вниз головой и сразу пошел на дно, остальные попали на шугу плашмя и удержались.

Положение было ужасное... Когда набегала волна, шуга становилась плотнее, по ней можно было ползти, волна отхлынет - шуга делается жиже, руки и ноги проваливаются, тяжелые сапоги и зимняя одежда, сразу намокнувшие, тянут вниз.

"Ползи на лед!" - крикнул Мальшет и первым пополз в ту сторону, где, как он предполагал, был лед.

Они ползли долго. Рот забивало шугой, руки сводила резкая боль. То и дело останавливались и пытались лечь пошире, чтоб хоть как-нибудь продержаться на поверхности, не утонуть. Иван Владимирович, потрясенный катастрофой и гибелью студента, обессилел и скоро отстал. Минутами он даже терял сознание, но приходил в себя, когда начинал тонуть. Другой студент отстал еще больше, он сильно испугался. Волны разбросали всех далеко друг от друга. Случайно первым нащупал край льдины Иван Владимирович. Перед ним была ледяная гряда. Кое-как он вскарабкался на лед и от изнеможения словно впал в забытье. Вдруг он опомнился: где же товарищи, неужели погибли? Откуда взялись силы - он быстро вскочил на ноги и стал всматриваться в сумерки. Темные пятна на сероватой ледяной каше словно уже и не двигались. Турышев крикнул, его слышали, но ни один не откликнулся - сил не хватало.

Часа четыре они держались на воде.

Ползти обратно на помощь у Ивана Владимировича не было сил... Но человек никогда не знает предела своим силам. Не мог же он сидеть на льду, когда его друзья погибали, и, оставив спасительную льдину, он пустился за ними.

Обратный путь по шуге был еще страшнее. Иван Владимирович смутно помнит, как он вытащил совсем ослабевшего студента. Ему помог, подбодренный возвращением друга, Михаил Мальшет.

Мокрых, окоченевших, изнемогших, долго их носило по Каспию, пока не подобрала чья-то тюленка.

Иван Владимирович рассказывал нам много подобных историй.

Он был очень интересный собеседник. Мы готовы были слушать его всю ночь напролет, особенно когда он говорил о Михаиле Мальшете.

Мы очень полюбили ученого. Мы еще тосковали о нашем отце, будто он был не за тридцать километров, а за тысячи. Уж очень он поддавался влиянию: сначала нашей матери - она вела его за собой ввысь, а потом Прасковьи Гордеевны, которая сама была низка и принижала его. Самое ужасное было в том, что он теперь был счастлив. Стыдно было за такое счастье, но факты никуда не денешь: он был с нею счастлив!

Ученый ушел, пожелав нам спокойной ночи, а мы чуть не до утра разговаривали с Лизой через открытую дверь, уже лежа каждый на своей койке.