Смотрящие вперед

Когда Мальшет уехал, обещав на этот раз писать регулярно, сразу стало слишком тихо и пустынно, будто наша метеорологическая станция была не в девяти километрах от веселого рабочего поселка, а на необитаемом острове.

Уезжая, Мальшет оставил крохотную, как уголек, надежду, которая сразу стала разгораться. Он сказал:

- Я теперь еду в Москву и буду настойчиво требовать создания Каспийской экспедиции по трассе будущей дамбы. Она пройдет от вашего Бурунного... Понадобится человека четыре рабочих, желательно с образованием, чтоб они могли при случае помочь в научных наблюдениях. Подобрать подходящих людей мы поручим Яше - ему и карты в руки... Если он, конечно, не против.- И он улыбнулся своей мальшетовской улыбкой, глянув на меня.

Еще бы, я да не хотел! Меня просто распирало всего от гордости и счастья. С того момента я начал бредить этой экспедицией. Мысленно я тотчас подобрал людей: Лиза, Фома, Ефимка и, разумеется, я сам. В их согласии я не сомневался - какой же нормальный человек откажется от участия в экспедиции?

Сестра, как всегда, словно прочла мои мысли.

- А школа? - спросила она грустно.

- Можно договориться с директором и сдать выпускные экзамены осенью...

- А если так не разрешается?

- Тогда будем заканчивать заочно. Такой случай не всегда подвернется.

...Как-то сразу легла зима, и море замерзло до самого горизонта огромная ледяная пустыня, блистающая днем на солнце и ночью при лунном озарении триллионами алмазных искр. Только темные снежные тучи, наползающие из-за моря, как лава, одни могли гасить этот ослепительный блеск.

Каждое утро, еще впотьмах, мне приходилось идти с ломом расширять замерзшую прорубь, в которой Лиза определяла температуру воды. Откровенно говоря, и эта зима была далеко не легкой - много работы, много учебников, которые надо одолеть, утомительное хождение пешком в Бурунный и обратно, к тому же морозы и ветры.

Кроме того, я ввязался в борьбу с Павлушкой Рыжовым - я упоминал о нем в начале моих записок. Целую длиннющую повесть из школьной жизни можно было бы написать о нашей борьбе с Павлушкой... Но я бы тогда, как говорится, отвлекся от своей темы. Скажу коротко: это именно я сумел добиться, что ребята категорически отказались выбирать на какую бы то ни было общественную должность Павлушку.

Учителя упорно его выдвигали (кроме нашего географа, классного руководителя Афанасия Афанасьевича- он-то его раньше всех раскусил), а мы еще упорнее давали ему отвод. Один раз произошел просто скандал. На торжественном заседании в день празднования Октябрьской революции Рыжова опять выдвинули в президиум, не поставив в известность ни одного из нас.

Павлушка, задрав нос, прошествовал на сцену - его хлебом не корми, была бы возможность поважничать. Ребята разволновались и стали кричать:

- Долой Рыжова!

Здесь же в первом ряду сидел его отец - директор рыбозавода, такой же пухлый, белесый и рыхлый, как и Павлушка. Наш школьный директор, должно быть, почувствовал себя неловко и, желая замять инцидент, хотел объявить заседание открытым. Но я встал и потребовал вывести Павлушку из президиума на том основании. что мы его не уважаем.

Это был настоящий скандал, и Рыжову-сыну пришлось уйти. Потом эту историю разбирали и на педсовете, и на бюро, и на комсомольском, и на классном собраниях. Меня вызвали на педсовет и задали вопрос: как я лично отношусь к своему товарищу и однокласснику Павлу Рыжову.

Я, не задумываясь, выпалил, что терпеть его не могу! Учителя переглянулись и спрашивают:

- За что?

Я ответил, как и думал на самом деле, что он плохой комсомолец. Что лучше быть хорошим, честным беспартийным, чем плохим комсомольцем. Плох же он тем, что краснобай. Ему ничего не стоит к месту и не к месту употреблять такие великие слова, как Родина, партия, коммунизм, космос, спутники, комсомол. Но на самом деле он не чувствует ни космоса, ни коммунизма ничего! От частого употребления слова эти для него стерлись, как хорошая, но затасканная песня, и ровно ничего не значат. Он говорит одно, а делает другое. Вернее, он ничего не делает, а только говорит. Небось когда мы сажали пришкольный сад или вместе с ловцами-комсомольцами работали на строительстве клуба, Павлушка палец о палец не ударил. А на Первое мая вышел на трибуну "от учеников", хотя мы его не уполномочивали, и сказал:

"Мы построили клуб!"

И потом, он лицемер: перед учителями один, а перед нами совсем другой. И, наконец, самое в нем отвратительное, что он с пеленок властолюбив и любит распоряжаться. Ну, а мы не дураки и не дадим ему такой возможности...

Афанасий Афанасьевич, который до того смотрел в пол,встал и при мне говорит:

- Очень точная характеристика. Молодец, Ефремов! Оставайся таким принципиальным навсегда.

А кое-кто из учителей рассердился, зачем он при мне это сказал. Ну, вот и все. Мы побороли!.. Только какое-то предчувствие говорит мне, что с Павлушкой нам придется бороться всю жизнь.