Смотрящие вперед

Ефимка на чем свет стоит ругал пески, из-за которых он чуть не свернул себе голову, так скверно было ехать. Впрочем, я по его глазам видел, что он чем-то весьма доволен.

- Фома Шалый велел тебе передать, чтоб приступал к работе, так как время горячее -путина, и людей не хватает. Сегодня выходим в море. Я тоже выхожу. Лады?

Я бросил взгляд на побледневшую сестру.

- Придется ехать,- вздохнул я, стараясь не показывать, как обрадовался.

Лиза молча встала, чтоб меня собрать. Но Ефимкины новости еще не кончились.

- Лизу просят прийти в клуб,- простодушно сообщил он.

- Почему же... меня? - удивилась Лиза.

- В Бурунном целая эскадрилья самолетов, еще ночью прибыли!- выпалил Ефимка.-Сейчас собрание начнется. А Лизе записка...

Ефимка протянул ей конверт, достав его из фуражки, где он и сохранялся всю дорогу. Из-за проклятых песков конверт весь вымок.

Лиза прочла и покраснела.

- Знаешь, кто приехал? - воскликнула она.- Глеб Павлович Львов. Зовет нас в Бурунный, хочет повидаться...

Записки она не показала, но я ни секунды не сомневался, что звал он одну Лизу, только я сделал вид, что поверил. Как же, отпущу я сестру одну, пусть дожидается!

- Я вас довезу обоих,- важно обещал Ефимка.

Через четверть часа мы уже мчались со всей скоростью, какую можно развить на нашей дороге на антикварном мотоцикле. Доехали благополучно, если не считать того, что два раза вываливались на полном ходу в песок. Ефимкин мотоцикл вообще со странностями, как норовистая лошадь. Ругать его нельзя, а то он пуще того взбесится, потому Ефим ругает всегда лишь песок.

Мы завезли Лизу к Маргошке (сестра хотела умыться и запудрить синяк), а сами отправились прямиком к клубу. К великому удовольствию куривших возле клуба парней, мотоцикл высадил нас единым махом на высокое крыльцо - клуб у нас на сваях - и, повернув на сорок пять градусов, попятился и налетел на неуспевшего посторониться Павлушку Рыжова. Пока он отряхивал свой новый костюм, мы скрылись в толпе.

В поселковом клубе было людно, как никогда, и так шумно, что почти не было слышно пущенную на всю мощность радиолу. Собрались все ловцы, кормщики, механики, капитаны промысловых моторных судов. Девушки-рыбачки принарядились кто во что горазд. Смех, возгласы, песни, загорелые лица, белозубые улыбки, морские куртки, полосатые тельняшки, соленые остроты - у нас на этот счет не стесняются. На празднично прибранной сцене висела огромная карта Северного Каспия.

Директор рыбозавода, Павлушкин отец, беседовал возле сцены с пилотами. Я сразу увидел среди них Львова, но усомнился, он ли это - так Глеб изменился. Он был весел, спокоен, держался уверенно. Может, он всегда был такой, а тогда сделался "сам не свой" из-за перенесенной аварии. Уж очень он боялся, что его отчислят по летному несоответствию и "спишут на землю", как выражаются летчики. Но его не отчислили - верно, дефект был в моторе.

Глеб, должно быть, почувствовал мой взгляд и обернулся. Я думал, что он меня не узнает, но он сразу узнал и, оживившись, быстро подошел и пожал мне руку.

- Где Лиза? - нетерпеливо спросил он.

Я коротко объяснил. Он пристально посмотрел мне в лицо.

- До чего ж ты похож на сестру! - вырвалось у него.

Я уже привык, что люди удивляются нашему сходству, хоть мы и не близнецы. Все объясняется очень просто: мы - "вылитая мать".

В этот момент появились Лиза с Маргошкой. На Лизе была широкая юбка в мелкую клеточку и серая, под цвет, шелковая блузка на пуговицах. Она умылась, расчесала и заплела косы. Волосы у нее хорошие - густые, вьющиеся. Если бы Лиза остригла тяжелые косы, то сразу стала бы курчавой, как Ефимка.

Зато Маргарита была, что называется, ослепительна. Румяная, в розовом платье, глаза как вишни, на щеках ямочки, на локтях тоже, на запястьях словно веревочкой перетянуто, как у младенца. Не удивительно, что, на зависть прочим девчатам, и наши парни, и летчики так на нее и уставились. Только не Глеб. Его, кажется, не удивишь красотой, не этого искал он в женщине. Сестра познакомила его с подругой, он вежливо поклонился, но заговорил с Лизой, не обращая более никакого внимания на Маргошку.

Лиза, по моим наблюдениям, не имела успеха у здешней молодежи. К ней все без исключения хорошо относились, но и только (кроме, конечно, Фомы). Даже танцевать не приглашали. Я слышал, как девчонки-одноклассницы и та же Маргошка говорили о Лизе: "Она не имеет успеха у ребят... ну, а Фома вообще шалый". Я тогда подумал: почему? Видел же я, какое впечатление произвела она на Глеба и Мальшета. Мне кажется, наших парней расхолаживали ее ум и большая начитанность. Они как-то стеснялись ее, боялись показаться неразвитыми, что ли. А Глеб не мог оторвать от сестры глаз. Он взял ее за руку и отвел в сторону, что было просто невежливо по отношению к Маргошке. У той от обиды слезы выступили на глазах, но другие летчики сразу загладили промах: принялись говорить ей комплименты.