Смотрите, Джейн забивает!

— Я не хочу никого другого. — Его слова прозвучали как нежная ласка, когда он добавил: — Я хочу тебя, Джейн.

Ее гнев испарился, а осталась лишь глубокая боль. От нее скручивался желудок, и сжималось сердце. Прежде чем возник риск, что она разразится рыданиями, как девчонка, Джейн швырнула дротики в Люка.

— Очень плохо, — сказала она, развернулась и вышла из бара. И уже добралась до своей комнаты на двадцать пятом этаже, когда ее зрение затуманилось. «Я не буду плакать из-за Люка Мартин`o», — сказала себе Джейн, вытирая глаза носовым платком.

Прошло десять минут, прежде чем Люк постучал в дверь. Боясь, что весь этот шум, который он устроил, встревожит охрану отеля, Джейн впустила его.

— Что тебе надо, Люк? — она скрестила руки на груди и, показывая свою непреклонность, осталась стоять на месте.

Счастливчик прошел в комнату и заставил Джейн отступить на несколько шагов.

— Тебя, — ответил он, когда за ним захлопнулась дверь.

— Меня это не интересует. — Он подошел так близко, что ее предплечья касались его груди. Он целенаправленно вторгался в ее личное пространство, и Джейн отошла в другой угол комнаты, подальше от аромата его туалетной воды. — Ты сказал мне, что не считаешь меня фанаткой, но именно так заставил чувствовать себя.

— Прости меня за это, — он нахмурил брови и посмотрел вниз на свои туфли. — Я не хотел заставлять тебя чувствовать себя фанаткой.

— Слишком поздно. Ты не можешь спать со мной, а потом даже не думать обо мне, как будто я ничего не значу.

— Я никогда не думал, что ты ничего не значишь, — Люк снова поднял на нее голубые глаза, взгляд которых был искренен, когда он сказал: — Я думал о тебе, Джейн.

— Когда? Когда ты был с другими женщинами?

— Я не был ни с кем, кроме тебя.

Джейн почувствовала облегчение, но все еще была чертовски зла.

— А ты думал обо мне, когда был занят тем, что игнорировал меня?

— Да.

— И когда избегал меня?

— Да. Каждый раз и все время между ними.

— Ну что ж…

— Я думаю о тебе, Джейн, — он подходил к ней, пока между ними не осталось всего несколько дюймов. — Очень часто.

Она поверила ему, когда он сказал то же самое несколько недель назад. Но не в этот раз.

— Я и прежде слышала это от тебя, и это неправда, — сказала Джейн, но в ее сердце был предательский кусочек, который хотел поверить ему… очень сильно. Она сделала шаг назад и икрами ударилась о край кровати.

— О, это правда. Во сне и наяву я не могу выкинуть тебя из головы, — Люк взял ее за плечи и мягко толкнул на постель. — Ты осложнение, которое мне не нужно. — Он последовал за ней, положив руки по сторонам от головы Джейн и втиснув колено между ее бедер. — Но ты осложнение, которое я хочу. То, которое я собираюсь иметь.

Джейн положила руки ему на грудь, чтобы остановить его. Сквозь хлопок рубашки Люк излучал тепло, как печка, и оно согрело ее ладони.

— Я не думаю, что ты знаешь, чего хочешь.

— Нет. Я знаю. Я хочу тебя. И быть с тобой намного лучше, чем быть без тебя. Я больше не собираюсь бороться, — он поцеловал ее между бровей. — Не собираюсь бороться с тем, что чувствую к тебе. Я обречен на проигрыш и окажусь просто чертовски расстроенным.

Его слова каким-то образом развеяли ее гнев, но страх все еще тяжким грузом давил ей на сердце.

— Что ты чувствуешь? — спросила Джейн, хотя не была полностью уверена, что хочет это знать.

Люк коснулся губами ее лба:

— Я чувствую, будто ты ударила меня клюшкой между глаз.

Он не сказал, что влюбился в нее, но удар в голову клюшкой тоже неплох. Вместо того чтобы оттолкнуть Люка, Джейн провела ладонями по его груди:

— Это хорошо?

— Это не очень хорошее ощущение. Ты превратила мою жизнь в хаос.

Отлично, потому что она тоже была в полнейшем хаосе. Джейн попыталась держаться за свою боль, но вместо этого вытащила рубашку Счастливчика из джинсов и посмотрела ему в глаза. Затем ее взгляд переместился к его рту.

— Как ты получил шрам на подбородке? — спросила она.

— Упал с велосипеда, когда мне было лет десять.

— А шрам на скуле? — она скользнула руками ему под рубашку и коснулась напряженных мышц и упругой кожи.

— Драка в баре, когда мне было двадцать три, — Люк втянул воздух. — Еще есть вопросы, прежде чем я раздену тебя?

— Тебе было больно, когда ты делал эту татушку?