Смуглая леди (сборник)

На постели, у сложенных рук королевы, лежал требник, но открыт он был не на молитве, а на многокрасочной иллюстрации. Вот – изображала она – королева, царственно гордая, прямая, стоит на коленях и простирает руки к небу, под коленями у нее подушка. На другой подушке скипетр и корона. Никто лучше королевы не умеет так царственно гордо стоять на коленях перед Богом. Когда королева молится, тогда и Бог почему-то кажется не вполне Богом и королева не кажется уж больно коленопреклоненной.

– Ваше величество, – повторила Фиттон.

– Я ждала вас, мой мальчик, – проскрипела старуха с кровати. – Вы чрезвычайно доверчивы, и мы из-за этого с вами не раз ссорились. Так вот, я хочу, чтоб вы сейчас услышали про благодарность того ничтожного и вздорного человека, которого я… Да, прошу вас, милорд.

Полог около изголовья дрогнул, раздвинулся, и обозначилась фигура человека. Он, очевидно, нырнул в тяжелые матерчатые складки его, как только услышал звон колокольчика и шаги. Человек этот, приветствуя Мэри, слегка наклонил голову, и в ту же секунду Фиттон узнала его: лорд-канцлер сэр Бэкон. Пришел в ранний час – значит, с экстренным докладом и поэтому хочет все говорить при свидетелях.

Человека этого Мэри, как, впрочем, и весь двор, терпеть не могла, но опасалась смертельно. А ведь он был добродушен, отменно вежлив и тих. Никуда не лез и как будто ничем не интересовался. Но знал все и поспевал повсюду. Был действительно беззлобен, и если кого-нибудь топил, то делал это по необходимости. Но в свое время его самого втащил во дворец граф Эссекс – для него тогда не было ничего невозможного, – и сейчас лорд Френсис Бэкон будет именно за это топить графа. Надо же показать королеве свою беспристрастность и верность короне. И Фиттон подумала: это будет очень ласковое, обходительное и вполне мотивированное убийство. Лорд – великий любитель чистоты и никогда не делает ничего грубо, грязно и небрежно. Он философ, и в его объемистых фолиантах никогда не было еще замечено ни одной опечатки. Все в них чисто и гладко, все радует глаз. И так же гладко и мягко, как бы само собой, катилась легкая колесница его придворной карьеры – направляемая не то десницей всевышнего, не то тонкой и сильной рукой лорда.

– Да, я слушаю, милорд? – повысила голос королева, так как лорд что-то замешкался.

– Таким образом, ваше величество, из всего, что мы знаем, – методически ровно и бесстрастно заговорил господин, – картина предполагаемых событий выясняется с достаточной ясностью. Граф Эссекс выступает открыто. Мятежники стягивают силы, чтобы двинуться ко двору. Если в настоящее время ими еще ничего и не предпринято, то причины на это, как я обратил уже внимание вашего величества, особые: они ожидают прибытия шотландских послов. Тогда от имени вашего наследника, короля Иакова, они обратятся к народу, сколотят воинскую силу, захватят дворец и принудят ваше величество к принятию их условий. Трудно сказать, насколь сильны их зарубежные связи, но возможно, что и ваш наследник передал своим посланцам соответствующие инструкции. По моим сведениям, – добавил он, помолчав, – дело обстоит настолько серьезно, что разговор может идти об отречении вашего королевского величества в пользу шотландского короля.

– Чудовищно! – спокойно воскликнула королева. – Поистине чудовищно. Если бы я не знала Эссекса, я бы подумала, что вы бредите.

– Да, но ваше величество знает, что я, к сожалению, совершенно здоров, – слегка улыбнулся Бэкон. – Какие юридические основания будут приводить мятежники, я не знаю. Возможно, они будут ссылаться на то, что ваше величество нарушает кое-какие пунктики протокола Иоанна Безземельного. – Тут и королева улыбнулась: ах, лиса, лиса! Ведь это он так обозвал Конституцию. – Возможно же, что они просто потребуют удаления от вашего величества всех верных слуг.

Королева потянулась и подняла черный серебряный кубок с каким-то отваром. Ее крепкая, старческая рука в синих жилах и подтеках дрожала, и Мэри чуть не бросилась ей помогать.

Королева долго пила, отдуваясь и тяжело дыша. Потом поставила кубок, тяжело откинулась на подушки и словно заснула.

– Я думаю, мистер Френсис, – сказала она, медленно открывая неподвижные глаза, – что, может быть, все-таки это одни разговоры. Граф любит кричать, а на деле…

Она открыла рот и положила за длинный малиновый язык прохладительную лепешечку.

Сэр Френсис поклонился. Невероятно гибок и точен в движениях был этот сэр – при своей толщине и одышливой солидности.

– Мне очень неприятно противоречить вашему величеству, – сказал он твердо, – но дело все-таки много серьезнее простой болтовни.

Он бросил быстрый взгляд на Фиттон и осекся, совершенно явно показывая, что он мог бы и продолжить, – но вот фрейлина здесь, а она ни к чему.

«Ах, скот, – быстро подумала Фиттон, – и как, однако, хочется ему утопить Эссекса! А ведь если бы не граф, кем бы ты сейчас был?»

Она взглянула на королеву. Та неотрывно смотрела в лицо сэра Френсиса.

– Вы можете говорить все, Френсис, – сказала она. – Моя фрейлина нам не помешает.