Смута. Том 1

Карта г. Витебска, 1915 г. (фрагмент).

Феде Солонову становилось лучше. Нет, конечно, он ещё оставался весьма слаб после раны и операции, тело ещё болело, но внутри всё сделалось каким-то лёгким и светлым.

Он не обманывал себя. Лёгкость и свет являлись, когда возле него беззвучно возникала сестра милосердия в глухом платье и белой косынке с алым крестом. Она появлялась, делала что положено и столь же бесшумно исчезала – другие раненые тоже требовали её заботы.

По имени её никто не звал. Всегда было просто – «сестрица». И этого хватало.

Сегодня, однако, когда поезд тронулся и санитарный вагон качнуло на стрелках, она задержалась.

Вернее, её задержал раненый солдат, рядовой гвардии, схвативший пулю под Псковом. Рука на перевязи, писать не может – настойчиво стал просить, мол, напиши, сестрица, Христа ради, весточку домашним моим, что, мол, жив, почти здоров и что за Государя стою.

Она присела, достала карандаш с бумагой, принялась записывать.

– Достопочтенная супруга моя, Глафира Андреевна!.. – диктовал раненый.

Сестра едва заметно улыбалась. Фёдор смотрел на её губы, тонкие, чуть суховатые. Смотрел и думал, что ему тоже надо писать такие вот «весточки», да только куда их отправлять? И дойдут ли? Как сейчас Гатчино, где отец, что вообще там делается?

Он возвращался к этим проклятым вопросам снова и снова, они крутились в сознании, словно те самые «прялки Дженни» в музее техники; перед ним вставали, держась почему-то за руки, и сестра милосердия, и Лиза Корабельникова, с той самой «американской дробовой магазинкой» за плечами.

Её зовут Татьяна, вспоминал он.

Она появилась после обхода, после обязательного бодрого похлопывания по плечу доктором Иваном Христофоровичем: «Ну-с, голубчик мой кадет, как дела-с?.. Вижу, вижу, что неплохо! Кровь с молоком, скоро танцевать у меня пойдете!..»; появилась, села у его узкой койки.

– Мы оставили Псков, – сказала негромко. – Государь выпустил Манифест… но горожане не вняли увещеваниям. «Побегоша и затворишася во граде», словно при Баториевом[13] нашествии. Теперь движемся на юг. Что-то будет!..

Она покачала головой.

– Осталось молиться. Молитва во всех делах помогала, поможет и сейчас, – проговорила она с железокаменной убеждённостью.

– Мы одолеем, – сказал Фёдор со всей уверенностью, на какую был способен. – Мы из Питера вырвались, государь спасся, и наследник-цесаревич, и великий князь Михаил, и семья государева!..

Татьяна улыбнулась, как-то виновато, чуть ли не со стыдом.

– Государя спасли… а сколько при этом погибло верных…

– Таков долг наш! – Фёдора затопила горячая волна. – Государь, он… он Государь! Нет его – ничего нет! Не приведи Господь, случись что с ним – стократ больше погибнет!

– Не волнуйтесь так, милый Фёдор. – Рука Татьяны едва-едва коснулась его груди. – Вам надо поправляться. Я вижу бедствия… великие беды и напасти, и войну, и глад, и мор… ох, словно бабка-вещунья, злое предрекаю, то грех…

И убежала поспешно, прошуршала длинным серым платьем. Скрылась.

Стучали колёса. Фёдор закрыл глаза – больше ничего не оставалось. Только молиться, благодаря Господа за чудесное своё спасение.

Из дневника Пети Ниткина,

6 ноября 1914 года, Витебск