А мама, нянюшка и Надя сумели отсидеться в деревне, у нянюшкиной родни; деревня была богатая, большевистские меры там, мягко говоря, не шибко одобряли, и потому переждать лихие времена удалось более-менее спокойно.
Даже кота Черномора удалось сохранить.
Анна Степановна, правда, отправилась в Петербург искать мужа, едва не угодила сама в Чека, ничего не узнала и едва, как говорится, унесла ноги.
Никаких следов Солонова-старшего. Офицеры гвардии, насильно мобилизованные большевиками и сдавшиеся, несмотря ни на что, в Москве, только и смогли рассказать, что генерала Солонова забрали «на допросы» одним из первых, и больше его уже никто не видел.
Они отводили взгляды, и Фёдор понимал почему.
Но сейчас вера, что отец найдётся, ещё оставалась, особенно у мамы и сестёр, и у Феди не хватило духу высказать то, что жгло и мучило, — что отца почти наверняка нет в живых, что он, отказавшийся пойти на службу к большевикам, скорее всего, расстрелян.
Однако мама и сёстры отказывались в это верить…
Маленький белый конверт лежал в руках Феди Солонова, и тот никак не решался его распечатать. Писала великая княжна, и душа бедного Феди вновь пришла в смятение.
Вроде бы всё стало просто и понятно. Он любит Лизу, и Лиза любит его. Им хорошо вместе и шутить, и грустить, и смеяться, и плакать. Они понимают друг друга с полуслова, Лиза всегда была боевым кадетским товарищем, непременной участницей всех их вылазок, ничего не боялась, лазала по деревьям и заборам, в общем — «свой парень».
А великая княжна… наверное, это было что-то вроде Прекрасной Дамы, которую платонически обожали средневековые рыцари, кому посвящали баллады и стансы, в чью честь трубадуры воспевали «небесную любовь».
И вот письмо.
И пальцы дрожат.
Эх, была не была, Фёдор! Чего ты испугался?..