Смута. Том 2

Странное наступило время. Какое-то нереальное, невсамделишное. Миновал август, наступала осень, в питерских парках желтели листья. Александровский полк стал гвардейским. Фёдора Солонова, как и других бывших кадетов, догнали наконец царские милости — чин поручика и первый из георгиевских крестов. Ожил Петербург; зашумел Невский; стремительно исчезали все следы Смуты. Отстраивался, ремонтировался родной корпус; Две Мишени становился его начальником, и теперь он уже с полным правом носил генерал-майорские погоны, а к его крестам на груди прибавилось сразу два — за спасение августейшей семьи и за операции во время смуты. Три степени ордена св. Георгия — притом что полный бант собрали за всю историю лишь четыре человека: Михаил Илларионович Кутузов, Михаил Богданович Барклай-де-Толли, а также Иван Дибич и Иван Паскевич.

…Вместе с Константином Сергеевичем шла заведовать учебной частью корпуса и Ирина Ивановна Шульц, особым указом Государя возведённая в полковничий чин.

Но при этом никуда не делись германцы с Днепра, австрияки с Днестра, поляки с Березины и финны с Сестры. Воевать точно придётся, почему же Государь велел Аристову принять корпус?.. Или война будет, но не сразу?..

Наверное, не сразу. Стоит в ревельской бухте побитый снарядами «Красной горки» мятежный отряд Балтфлота; немцы вроде как дали убежище командам. Многозначительно молчат Англия и Франция; тучи всеевропейской войны собираются всё гуще. А немцы — что немцы? Тянут время да укрепляются на Днепре. При одной мысли о том, как форсировать эту реку, у Фёдора мурашки бежали. Тут кровью не то что умоемся, тут в крови утонем.

Но Государь медлит, и Фёдор тоже понимал отчего. Страна к войне не готова. Множество кадровых офицеров выбито, а которые живы — многие утратили доверие, пойдя на службу к большевикам. Гвардия погибла под снарядами германских линкоров, её надо формировать заново. Запасы во многом исчерпаны, немало складов сгорело или разграблено. И тут новая война!.. В то время как у немцев всё в порядке, потери, что они понесли прошлой осенью, относительно невелики. Австрийские же войска и вовсе свежи. А тут ещё и поляки. Да и финны не подарок. Тем более что Лейб-гвардии Финляндский полк в полном составе изменил присяге и ушёл за границу, в Териоки.

Нельзя воевать. И нельзя не воевать.

Эх, эх! Ум за разум заходит. А тут ещё и друзья начали расходиться — подали в отставку Лев Бобровский и, что самое печальное, Петя Ниткин.

Это было как обухом по голове.

— Петя! Ну как же ты так?!

— Да не военный я, Федя, не военный! — несчастный Петя чуть не плакал, словно и не грудь в орденах, и не боевой офицер. — Забыл, что ли? Дядя-опекун меня в корпус определил!

— Да какая разница, кто определил!.. Ты офицер, Петь, из лучших! Ты головой думать умеешь!

— Умею, — без ложной скромности согласился Петя. — Но думать много где надо, Федя. И вот с тех пор не даёт мне покоя одна идея…

— Это какая?

— Узнаешь, — загадочно посулил Петя. — И будешь доволен, обещаю.

Ленинград 1972–1973, Петербург 1915–1916

…Все приготовления были закончены. В Ленинграде медленно и тягуче приближался к концу 1972 год. Хороший год, спокойный. В этот год появились такие фильмы, как «А зори здесь тихие» Ростоцкого и «Печки-лавочки» Шукшина, «Горячий снег» и «Руслан и Людмила», «Укрощение огня» и «Золотые рога». Заключены договоры с США об ограничении систем противоракетной обороны и об ограничении стратегических вооружений. Сыграна была хоккейная Суперсерия. Летом, правда, случилась засуха и многочисленные пожары, в том числе торфяные, но Ленинград это практически не затронуло.

И вот этот год кончался. У Николая Михайловича и Марии Владимировны всё было готово. Юлька должна была отвести их с Игорьком в 1909 год, после чего, побыв там некоторое время, они бы вернулись обратно. Так, на два дома, они продолжили бы жить до момента, пока не вернётся Юлькина мама. Маме Юлька собиралась всё рассказать, после чего они бы вдвоём решили, что делать — оставаться ли тут или отправиться в другой поток.

Откровенно говоря, Юльке больше нравилось «там». Телевизор она не смотрела, кино, конечно, любила. Но в кино можно сходить и в своём потоке.

Вот так вот, буднично. «Сходить в кино в своём потоке». Она привыкла к мысли, что может вот такое. Почему и отчего может — неважно. «Господь благословил», как говорила бабушка Мария Владимировна.

Все ждали, когда Юлька скажет «пора».

И она сказала, когда закончился наконец 1972-й и начались зимние каникулы.

Институт был пуст и тих. 1 января, выходной. Да ещё и понедельник. Три дня отдыха подряд выпадало далеко не всегда, так что едва ли им кто-то помешает.

Игорёк заикнулся — мол, что будет, охрана ж заметит, что войти люди вошли, а обратно никто не вышел, — на что Николай Михайлович только усмехнулся и сказал, что меры уже приняты.

И точно — на проходной в стеклянном стакане их встретил не кто иной, как ухмыляющийся Стас.

— Ух ты! — восхитился Игорёк. — Это как?!

— Да вот так, подменил человечка, — сообщил довольный соратник. — Они тут очень хорошо Новый год встречали.