Смысл всей жизни (СИ)

Но позволил себе сорваться в дичайший крик, когда в один из дождливых дней отец не пригласил его к себе в кабинет как совсем взрослого человека и не поставил перед фактом. Разбежавшаяся в тот день аристократия и прочие наместники разбивали гиперстанции, что позволяли в считанные дни преодолевать чудовищные расстояние между галактиками. Тогда мальчик со страхом понял, что если его маленькая богиня все-таки окажется дочерью одного из отступников, ему понадобятся десятилетия, дабы просто добраться до нужного ему места. В тот же вечер мальчик позволил себе выпустить эмоции наружу. Он полностью разгромил свою комнату.

Тогда третья, самая крепкая ледяная корка окончательно заковала в непробиваемую броню неокрепшее сердечко.

Тогда же и впервые у него проявилась Сила, учение о которой и хотел ему передать его отец.

Свое одиннадцатилетие мальчик отметил в библиотеке, вороша огромные массивы информации. Он все еще искал корни, пытался найти хоть какое-то упоминание о своей крохе. Никто о ней ничего не знал, словно ее никогда и не существовало вообще. В минуты слабости мальчик даже думал, что, может быть, все это было плодом его воображения. В эти же минуты он позволял себе ронять безмолвные слезы.

Но подобранная в траве ленточка с пятью бусинками была более чем реальна.

И теперь Рей тоже в своем сне познала всю ту бесконечную тьму тоски, в которую он был погружен. Малыш, никогда особо не интересовавшийся учебой, всерьез поглощал знания. Отец учил его пользованию своей Силой, остальному он учился сам. И всегда делал вид, что не замечает полных боли глаз матери, что хорошо понимала, как быстро она теряет живого сына.

Отцу мальчик так и не позволял залезть в свою голову.

Он делал вид, что ему абсолютно безразличны пересуды дворцовых обитателей, пока это действительно не стало неважным. Ему потом стало действительно все равно, что о нем думают обитатели Святилища, когда он в очередной раз неподвижно сидел, уставившись в одну точку. Всем окружающим было невдомек, что лишь внимательно следивший за сыном советник прекрасно понимал, что мальчик в своей замкнутости и мрачном равнодушии… строит планы. Родитель это понял, когда после многонедельного молчания сын не пришел к нему и хриплым каркающим голосом не выдал, — Я знаю, что должен делать. Мне нужна сила и власть.

На свое двенадцатилетие мальчик лично перерезал немощному старику-императору горло.

В его понимании этот правитель был бесполезен. Старикан лишь пытался удержать остатки империи, не делая особых шагов к восстановлению былого величия. А значит, и не было нужной ему силы. В ту ночь отец с ужасом осознал, какого монстра создал в себе его сын, когда тот посреди ночи явился к родителям в спальню, окровавленный с ног до головы. От брошенной на колени советника отрезанной головы правителя мать потеряла сознание.

— Теперь ты — Император, — равнодушно выплюнул отцу мальчик, сверкая бездушными красными зрачками в ожидании реакции отца. В ту ночь мальчик снова поверил в отца.

Отец его не подвел.

В тут ночь советник первым делом деликатно убрал с одеяла голову, и держа ту как вазу, кивнул сыну и вышел прочь. О матери мальчик не беспокоился. Простые обмороки не очень страшная вещь.

В ту ночь остатки империи обрели нового Императора.

В ее сне мальчик смутно помнил детали. Переворот прошел мимо него как неважный нюанс и он почти не помнил, как именно отец организовал захват власти. Для него было неважным, скольких отец загубил и сколько были казнены позднее. Он лишь помнил только одно требование. Мальчик должен был осмотреть каждое дитя женского пола перед смертью, а отец… без разговоров потакал.

Мальчику было плевать на последствия. Он выполнил лишь один из многочисленных пунктов своего плана. Он посадил отца на трон, получив через него власть.

В свое тринадцатилетие малыш пережил первое покушение. Непонятным чудом спасшись после страшного взрыва, повзрослевший мальчик лежал, снова опутанный медицинской аппаратурой и размышлял о том, что он силен духом.

Но не телом.

Укрепляя впоследствии свое тело, он снова и снова впитывал море информации.

Мальчика, выросшего в крепкого юношу, откровенно начал побаиваться собственный отец. Его не пугалась лишь мать, оставившая себе наглость осуждать действия сына. Его мать всегда порицала одержимость сына поисками своей девочки. Та умудрялась ронять в душу семена новой тревоги и сомнений, раз за разом намекая на самое худшее. После мать отказалась и от этой тактики, лишь выражая ненависть к эфемерной крохе, что за несколько минут украла у него единственного сына. От ее криков, что она хотела бы только один раз взглянуть на ту, что посмела сотворить с ее сыном такое, юноша равнодушно смотрел ей в глаза.

И не делал ничего.

Не переубеждал, не просил замолчать, не хотел поддержки. Не говорил, что это он сам себя создал, иначе бы ему не хватило ни сил, ни духа продолжать выполнять намеченный план. Ему было все равно, что думает его мать.

Ей он все равно давно не верил.