То самое пространство, то самое место по всей обитаемой Вселенной, где они просто делили на двоих мизерный клочок кровати, шевеля только губами и пальцами, порхающими по лицам друг друга.
Слиплись телами в один неразделимый пласт и Рей чувствовала себя… в безопасности и уюте. Ощущая, что вот это оно самое.
Настоящее счастье.
Она рассказывала о годах, которые провела без него. Он рассказывал ей тех же годах. Рассказывал, что он делал и зачем. Рассказывали друг другу самое сокровенное, чего не знал никто. Кроме них двоих… и Кира. Но тот был слишком далеко, чтобы хоть как-то влиять.
Она много плакала этой ночью, принц растерянно вытирал ей щеки, целуя соленые губы. Он много злился и скрипел зубами, она же просто гладила его лицу, запоминая каждую черточку.
Внезапно никому из них стало не нужно доказывать что-то о себе кому бы то ни было. И друг другу тем более. Оказывается, не нужно было изображать себя кем-то, кем не являешься, исходя из своего прошлого. И оказывается, одиночество еще никому не шло на пользу.
Той ночью искренне созналась ему, что оставлять его одного в принципе не собиралась. Но монстр просто довольно заурчал, облизываясь и показывая, что и так это знал. Тут же сама и призналась, что по правде говоря, она так и не понимала, какой уровень заботы он требовал. Не понимала, какого уровня этой заботы она может предоставить. Не то чтобы она была беспомощным котенком, но, по сути не умела, по-настоящему заботиться и беспокоиться о ком-то. И тем более о себе. Но ее успокоили фразой, чтобы делала, как хочет и как может. Вторая сторона пообещала тоже самое.
Не привыкший столько говорить Рен к утру вконец охрип.
Зато научился смеяться.
Булькающе, непонятно, каркающим хрипом. Но научился.
И с общего согласия он собирался оставлять совсем тоненькую ниточку связи между ними. Рей лишь хихикнула, понимая, что эта тонюсенькая ниточка по ночам будет превращаться в настоящий стальной канат.
О том, что ее прошлые противники и Аскари ее попросту жалели, она поняла в первый же день, когда Рен утащил ее на тренировку вместо обеда. Уже через полчаса она была мокрой как мышь, а муж даже не вспотел, светя абсолютно сухой майкой. За его обманчиво ленивыми движениями скрывалась такая мощь и агрессия, что Рей в какой-то момент засомневалась в себе. В быструю передышку она оглядела себя, теперь понимая, зачем Рен заставил ее активировать броню и сразу взять боевое оружие. Мокрая футболка стала невнятным тряпьем с обугленными дырищами, держась только за швы. Везде виднелись сероватые пятна отметок, линией расползающихся по коже на местах, где ее касалось силовое оружие Рена.
При этом его она не смогла достать ни разу.
Улыбаться она перестала уже через пару минут после начала тренировки. Кайло оборвал тонкую нить их связи, едва понял, насколько сильно она отвлекается на него. Но и его едва заметная мрачненькая ухмылка слезла с губ, только Рей решила схитрить, уверенно стянув лохмотья и оставшись в одной бандажной повязке и мизерных шортиках, призванных быть якобы тренировочными, будучи на деле просто спортивными мини-трусиками. Зато на руках остались перчатки с хищно перехваченными поудобнее мечами. Рен тоже потерял усмешку, сверкнув на нее алыми, как его меч, каплями в глазах.
Ненадолго, но сбила с него жутковатую серьёзность.
Но до него точно должна была донестись ее волна огорчения.
Рей насупилась, в глубине души чуть оскорбленная показушным безразличием, налезшим на любимое лицо, что чуть не пропустила очень хитрый финт, почти опрокинувшим ее на пол. Но в следующую секунду Рен, немыслимым образом, оказался у нее за спиной, совершив еще один обманный ход.
— Это хорошо, что не играешь честно, моя принцесса. Чем грязнее бой, тем больше шансов победить. Но ты ведь не собираешься раздеваться перед каждым противником? Или собираешься? — прошипел Кайло, почти упираясь кончиком своего грозного оружия ей в шею. Она тут же подскочила на ноги, выворачивая на излом кисть, чтобы попытаться выбить своим лезвием его оружие. Не получилось. Муж среагировал, почти лениво убирая от удара руку.
— Но ты… не одна умеешь отвлекать… Ночью, — он замахнулся, рубя наискосок, будто хотел разрубить ее пополам. — Ночью… я покажу тебе, чего мне стоила моя выдержка.
Он снова змеиным движением перетек в стойку, приглашая захлебнувшуюся слюной Рей нападать. Но та осталась в глубочайшем ступоре и с глупой улыбкой от обещания, прозвучавшего ранее, хотя буквально прошлую ночь он и так часами заставлял ее кричать. Шортики уже были мокрыми не только от пота, размякшие вдруг коленки отказывались слушаться, но Рей смогла собрать себя в кучу и броситься на него с новой порцией энтузиазма.
Под конец все тело ныло, жалуясь на несправедливость бренного мира, а возросшая детская обида мешала запоминать все замечания после каждого пропущенного удара. Но как и было обещано, ночью каждый синячок был зацелован, каждая отметинка от его меча — зализана.
Ночью обида слетела ненужной шелухой.