Смысл жизни человека: от истории к вечности

Все заблуждения философов в вопросе о высшем принципе морали, по Канту, проистекает из того, что «они искали предмет воли, дабы сделать его материей и основой закона… вместо того чтобы сначала искать закон, который a priori и непосредственно определял бы волю и только сообразно с ней – предмет… Древние ясно обнаруживали эту свою ошибку тем, что целью своих моральных изысканий ставили только определение понятия о высшем благе, стало быть, о предмете, который потом намеревались сделать определяющим основанием воли в моральном законе…».230

Представление о высшем благе, о всевозможных благородных и возвышенных деяниях, считает Кант, только настраивает ум на моральный фанатизм и самомнение, тогда как он более всего нуждается в мудрой дисциплине нравов, в повелении долга, который не дает «предаваться мечтам о воображаемых моральных совершенствах» и ставит « в рамки смирения (то есть самопознания) как самомнение, так и самолюбие, которые охотно забывают свои границы».

Долг! Ты возвышенное и великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя бы, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение)…».231

Долг – это то, что возвышает человека над самим собой; моральный закон свят (ненарушим). Человек, правда, не так уж свят, но человечество в его лице должно быть для него святым. В этом состоит возвышенный характер нашего собственного сверхчувственного существования и наше высшее назначение – смысл жизни.

«Осуществление высшего блага в мире есть необходимый объект воли, определяемый моральным законом. А в этой воле полное соответствие убеждений с моральным законом есть первое условие высшего блага. Оно, следовательно, должно быть также возможным, как и его объект, так как содержится в той же заповеди – содействовать этому благу».232

Смыслом жизни, исключительно моральным по качеству, оказывается содействие осуществлению высшего блага.

Полное соответствие воли с моральным законом, или святость, – это «совершенство, недоступное ни одному разумному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования. А так как оно тем не менее требуется как практически необходимое, то оно может иметь место только в прогрессе, идущем в бесконечность к этому полному соответствию…».233

Так как, продолжает Кант, это задача может быть полностью разрешена лишь в вечности, моральный закон ведет к постулату бессмертия и бытия Бога, как необходимо относящегося к возможности высшего блага.234 «Нашим долгом было содействовать высшему благу, стало быть, мы имели не только право, но и связанную с долгом как потребностью необходимость предположить возможность этого высшего блага, которое, поскольку оно возможно только при условии бытия Божьего, неразрывно связывает предположение этого бытия с долгом, то есть, морально необходимо признавать бытие Божье».

235

И. Кант считает, что моральный закон как конечная цель чистого практического разума и его объект через понятие высшего блага ведет к религии, то есть, к познанию всех обязанностей как божественных заповедей, и не как произвольных и внешних санкций, а как имманентных законов свободной воли самой по себе. Страх или надежда не обеспечивают морально совершенной мотивации человеческих поступков, наоборот, они уничтожают всю их моральную ценность.

Определяющим основанием воли является только уважение к моральному закону, как к таковому: «Моральный закон повелевает мне делать конечной целью всякого поведения высшее благо, возможное в мире. Но я могу надеяться на осуществление этого блага только благодаря соответствия моей воли с волей Святого и Благого Творца мира… – только тогда это учение о нравственности можно назвать и учением о счастье, так как надежда на счастье начинается только с религии».236

Благодаря ей человек может быть причастным к высшему благу; благодаря моральному закону он может стать достойным этой причастности, хотя и не проникает разумом в высшую мудрость. Однако «…неисповедимая мудрость, благодаря которой мы существует, столь же достойна уважения в том, в чем она нам отказала, как и в том, что она нам дала».237

С гораздо большим познавательным оптимизмом в отношении уяснения проблемы человеческого самоопределения выступил Гегель.

Для него человек становится самим собой, активным субъектом социально-исторического процесса не сразу, а лишь пройдя все его необходимые ступени сначала в лоне родового познания, а затем индивидуально-субъективно, на уровне отдельной личности, приобщающейся к этому родовому духу. Всякой статике противостоит динамика Логоса – Абсолютной идеи, непрерывно самостановящейся и обрекающей на аналогичное развитие самого человека. Отсюда, человеческое существование всегда открыто и не исчерпывается ни одной из своих наличных форм.