Сначала исчезли пчёлы…

И я такой же. Могу быть прав, могу ошибаться. Но — это я. Это мои решения. Это мои мазки на полотне, ниспосланном нам звёздами. Кривые, косые, похожие на кляксы, но мои! Я сам решаю, как разукрашивать свою картину. Может сейчас я просто залил всё чёрной краской. А может смысл в другом — в том, что я вымазал всю мрачную палитру исключительно на своё полотно, не оставив тёмных красок другим художникам — соседям по мастерской. Это эгоизм, я знаю. Ведь теперь я смогу прожить сегодняшний день так, чтобы не стыдно было встречать завтрашний. Будет ли он у меня — вопрос открытый. Главное, что он будет у других — тех, в ком мой личный смысл жизни, и в тех, кто помог мне к нему прийти.

В любом случае, у меня период, когда мою свободу можно было назвать свободой, без заключения этого слова в кавычки. Я делал то, что было должно, для отягощения или же разгрузки моей и только моей совести, а не пластмассовой, коллективной. Я шёл к тому, чтобы без опаски дышать полной грудью, и не замечал, как свободно дышу уже на пути к своей цели. В тридцать лет я понял, каково это. Не успел насладиться, но, хотя бы, узнал. Большинству не дано и этого…

Эпилог

Семь розовых, три жёлтых, периодически попадаются белые, но нечасто — вот мой недельный календарь. Поначалу были ещё красные и тоже розовые, но продолговатые — но их я не распробовал, слишком уж быстро они исчезли из моего рациона. Потому — их не считал. Считать обычными розовыми и жёлтыми — самый верный способ не сбиться. Розовых было 86, жёлтых 43. Розовые, конечно, вкусные, но злоупотреблять ими не стоит, хотя врач говорит, что они помогут тому, что у меня в голове. Как оно называется? Забыл… Ну, да ладно. А вот жёлтенькие, как раз, сделают так, чтобы не забывалось — вот!

Врач любит, как я пересказываю ему то, что он однажды наплёл мне, когда я был накачан до отказу и мяукал, как обдолбленный валерианой котёнок. Да, да, да! Дайте мне ещё розовеньких, они помогут найти то, что мы ищем, ищем, ищем, ищем, ищем… Я не знаю, что мне насыпают в этот проклятый пластиковый стаканчик каждое утро, но я точно знаю, что блевать каждый раз после того, как проглатываешь эту дрянь — нельзя. Можно показаться слишком нормальным. И тогда из тюрьмы для душевнобольных можно отправится в обычную, а из неё на обязательные работы. Потому, иногда нужно глотать эту дрянь, чтобы почувствовать себя психом на все 100 %.

Это увлекательная игра — ты словно эквилибрист, балансирующий на грани фальшивого и реального безумия. Игра опасная — можно заиграться и не заметить, как тебя уже безвозвратно засосала одна из сущностей, обитающих в окружающих тебя безднах. Таблетки — это одно. С другим все гораздо тоньше. Можно притворяться так реалистично, что мир, в котором ты играешь психа, становится твоим собственным миром. Я, кстати, уже заигрался. Придуманные мною демоны стали вполне реальными, пугающими, тянущими за рукава, когда хочешь поднять руки к небу… Не нужно придумывать себе слишком много демонов… Если их мало — будет легче потом победить. Жалко понял я это не сразу.

А ещё я отчаянно пытаюсь вспомнить — как я здесь оказался? Те, красные, что были вначале, очевидно всё отбили. Тогда капсулы вскрывали, порошок разводили водой, давали пить. Рвота помогает плохо. Хитрый доктор, хитрый… Но я точно знаю, что всё не просто так! Хотя, наверное, каждый псих так думает… Но я-то не псих! Хотя, наверное, и так тоже считают большинство умалишённых. Но, какая разница, о чём думают все? Главное, что знаю я! А я знаю, что там, за бетонными, окрашенными в такой безликий белый цвет стенами, меня ждут. Кто — уже не помню. Но я отчаянно пытаюсь раскопать в лабиринтах своей памяти нужные файлы.

Я не помню лиц, не помню имён. Остались лишь чувства. Мягкое тепло, зарождающееся в груди и расплывающееся по всему телу. Тепло, которым хочется делиться. И у этого тепла есть смысл. Даже не так! В нём и есть смысл — вот как будет правильно! Я не знаю точно, но мне кажется, что зелёная с жёлтой оторочкой вязаная перчатка призвана именно для того, чтобы сохранить это тепло. Откуда она у меня? Это я тоже обязательно узнаю. Наверное, в этом и есть смысл моей жизни. А если в ней есть смысл, значит, она ещё чего-то да стоит…