Сначала Россия, потом Тибет

Когда мы вернулись в отель, мистер Перри вручил мне жестяную коробку со свадебным подарком для старшего сына раджи Теринга[386] и его жены

[387], дочери бывшего тибетского главнокомандующего, которому мистер Макдональд помогал переходить границу. Раджа Теринг[388]

и его семья жили, как нам сказали, в поместье примерно в десяти километрах от Гьянгдзе. Тем временем мулов навьючили, а пони отправили вперед по дороге к тому месту, куда мы доехали на автомобиле. Мы сели на пони; и я медленно ехал впереди, когда М., похожий на лорда Кардигана[389] во главе Легкой бригады с викторианской гравюры, пролетел мимо и исчез за углом. Тропинка была не очень широкой, под ней зияли бездонные долины, и он признался, что одиннадцать лет избегал верховой езды, но его пони стоил пять рупий в день, а наши — всего четыре; и мы пришли к выводу, что свои деньги он ценил. Через некоторое время он сбавил скорость, когда из-под обрыва неожиданно вынырнула маленькая девочка, и он отпрянул. Затем он спешился, и его место занял Г., хотя и ненадолго. Пока он удлинял стременные ремни, животное внезапно скакнуло, и он упал в пыль. Седельные сумки, которые на самом деле были причиной неприятностей, упали вместе с ним, испортив нам обед. К счастью, банка маринованной свеклы уцелела. Еще через милю мы увидели пони, который отдыхал под зарослями бамбука. Я с трепетом вскочил в седло, но двигался тише, поскольку седельные сумки теперь переложили на дряхлую пародию на четвероногое, которую не тревожило ничто.

Тропа привела нас с высоты полутора тысяч метров до двух тысяч. Склоны холмов в основном были возделаны. Кое-где виднелись скудные лесопосадки. Мы пообедали в облаке, на плоском камне. Печеный картофель продолжал запекаться на животе пони. Через два часа спуска показался зеленый склон. Мой пони пустился галопом и доставил меня к бело-розовому зданию, гостинице Педонга. Началась неразбериха, пони расседлывали, мулов разгружали, каждый требовал пожитки, повар спешил приготовить чай. Открыли ящики с припасами, но найти ничего не удалось. В конце концов виски, чай, сахар, мука, молоко, печенье, язык, французская фасоль и вишни были отложены на вечер. А-Чанг, повар, миниатюрный колдун с косичками, который обслуживал первую экспедицию на Эверест, упросил нас съесть на ужин курицу. Он нес несколько штук в плетеной корзинке. Зная консистенцию индийской дичи, мы подумали, что разумнее отложить курицу до большей высоты, где она и сохранится, и станет помягче. Около пяти часов стемнело; зажгли лампы; и до ужина мы спали или читали. Сирдар ждал, ему помогал кули, от которого плохо пахло. М. теперь повеселел.

Из-за недоразумений завтрак был готов только в четверть десятого. У виски не было пробки, и его пришлось перелить во фляжку, маринованная свекла не хотела укладываться под крышку, фотоаппарат упаковали в постельное белье. Снаружи при погрузке доносились грохот и крики. Поначалу эти раздражения казались странными. По мере того как проходили дни и мы немного приспособились, они становились всё реже, превращаясь просто в неприятную рутину. Ниже по склону лежала деревня, где охранник в темно-зеленой униформе и фуражке посыльного потребовал у нас пропуска. Сикким, единственный буддийский штат в Индии, находящийся под британским протекторатом, не допускает европейцев на территорию без специального разрешения. Увидев, что оно у нас есть, охранник вернулся копать огород, и мы пересекли границу.

Сегодня мы планировали добраться до Ари, точки напротив Педонга, примерно в шести километрах по воздуху, в пятнадцати по земле. Широкая мощеная дорожка вела круто вниз. Наше движение прервал караван из сотни мулов, направлявшихся из Тибета в Калимпонг, каждый из которых нес тюки сырой шерсти. Нас окружали деревья высотой с фабричные трубы; стройные плакучие пальмы, блестящие, как морские водоросли; широколиственные кустарники; пышные лилии. Над головой плели сети пауки, кричали попугаи, а орхидеи роняли пучки коричневых зубчатых листьев. Вдоль канав пробирались сухопутные крабы, закованные в черный панцирь. С холма стекали ручьи, мгновение отдыхали в каменных поилках и продолжали путь. Из теней выпорхнули бабочки всех размеров и расцветок: медленно взмахивающие изумрудными ласточкиными хвостами, подсвеченные квадратами переливающейся лазури, овальные крылья мягкого серо-коричневого цвета, обрамленные серповидной небесно-голубой каймой; экзотические и огромные радужницы с переливающимися полосами на трепетных силуэтах; фонтан ярких золотисто-желтых лепестков, поднимающийся над комком навоза; огромная белянка с оранжевым окрасом, сверкающая белым и золотисто-красным сквозь густую зелень; красно-бело-желтый флаг с черными прожилками — всё это проплывает сквозь пятна солнечного света и тут же исчезает среди зловещих смутных очертаний растительности.