Снайпер должен стрелять

— Но тем более потрясающе, — перебил Арбо, — что впервые, если мне память не изменяет, зафиксирован случай, когда при перевоплощении меняется не только профессия и сам образ жизни реинкарнатора, но и пол! Тем не менее я хотел бы закончить свою мысль, которая возникла еще до рассказа Крохи. Меня очень интересует, устранимо ли главное противоречие по линии Бэдфул — Моуди. Доктор Моуди, как помним, убеждает нас в возможности многократной повторяемости жизни, то есть многократного возвращения души на Землю, где и происходит каждый раз и, разумеется, в новом конкретном облике как бы «дозревание» души, или, иными словами, происходит дальнейшее совершенствование различных духовных качеств. Дальше — Бэдфул… Он — не менее решительно — утверждает, имея в виду очередное рождение на Земле ребенка, что перевоплощение — это не что иное, как прибытие нового заключенного. Таким образом, что же получается, друзья мои? Получается, что при многократной реинкарнации к нам на Землю прибывают только рецидивисты?!

Все опять заспорили. На неповоротливого Арбо вдруг обрушилась такая волна сарказма, что Андрею на миг показалось — поэт не выплывет. Тем не менее он отчаянно пытался парировать все уколы, отвечал на реплики чуть насмешливо, и, когда самолюбию его приходилось туго, он легко пускал в ход, очевидно, любимый свой род оружия, то есть обрушивал на слушателей град метафор. Единственный оппонент, точные удары которого, как заметил Андрей, при всей ловкости самообороны Арбо всякий раз достигали цели, — это был доктор Хестер. Сухость голоса доктора, назидательность интонации заставляли поэта морщиться, как если бы у него разболелись все зубы сразу.

Все же постепенно общая направленность спора свелась к тому, что рецидивисты тут ни при чем. А сама возможность неоднократной повторяемости души — каждый раз в ином облике и в иное время — не только желательна, но и вполне реальна.

Тут, довольно неожиданно для всех, слово вдруг попросил Андрей.

— Господа, — сказал он из своего угла так тихо и так настойчиво, что все сразу, обернувшись к нему, умолкли. Даже тиканье старых каминных часов при этом на секунды стало самым различимым и как будто единственным в мире звуком.

— Господа, — повторил Андрей. — Разрешите и мне, как гостю, привести свой пример по избранной вами теме. А затем, если будет желание, сами можете судить моего героя. Разумеется, с точки зрения, какова же его душа — душа вечного странника, или вновь и вновь прибывающего к нам несчастного заключенного, или, может, злодея-рецидивиста…

Вера Хестер, убедившись, что никто не против, тут же Городецкому слегка кивнула, с очень грустной беззащитной своей улыбкой, от которой почему-то поэт Фредерик Арбо приглушенно вздохнул и затем потупился.

— Мы вас слушаем, Андрей, — очень мягко сказала Вера.

— У меня в России, — начал Андрей, — в Петербурге, есть один очень давний знакомый… назовем его, скажем, Сергей Перов. Чем же он показался мне интересен, когда судьба свела нас в каком-то случайном деле? Человек он очень простой, с обычным средним образованием, иностранных языков никаких не знает… Интерес заключался, однако, в том, что мой доблестный друг Перов сражался, к примеру, не только в сорок третьем под Сталинградом, но и, если это покажется вам интересным, под Ватерлоо… И еще — как вскоре сумели дознаться медики — он участвовал (и при этом весьма геройски!) в битве царя Леонида под Фермопилами. Скажу больше — в бытность мою в России настоящий сводный отряд ученых, благодаря обычному с виду и очень открытому им навстречу простому пенсионеру Сергею Перову, мог легко уточнять затемненные ситуации на полях самых разных сражений прошлого. Оказалось, что друг мой прекрасно помнит не только Наполеона Бонапарта, адмирала Нельсона или, скажем, Александра Филиппыча Македонского, но и жуткие по отсутствию всяких правил бои самых первых пещерных жителей. Говоря короче, он живет уже свою девяносто шестую жизнь!

Кроха ойкнула и прижала к груди обе руки. Тучный Арбо сидел с откровенно открытым ртом. Мари, несомненно знавшая Городецкого больше, чем все присутствующие, чуть заметно усмехнулась и потянулась за сигаретой. Ник Эрделюак сосредоточенно продолжал набивать табаком свою черную турецкую трубку. Доктор Хестер, слегка склонив набок голову, в первый раз посмотрел на Андрея с интересом, своим взглядом почему-то напомнив Мари взгляд внимательной хищной птицы, неожиданно для себя вдруг заметившей где-то внизу движение, суть которого остается пока неясной. Безучастной казалась одна лишь Вера. Но в любом случае никто не произнес ни слова.