Снайпер должен стрелять

— Многие — и весьма ответственные при этом! — ученые мужи считают, — в полной тишине продолжал Андрей, — что это не мистификация. В состоянии гипноза Перов описывает свои прошлые «воплощения» с такими подробностями, какие доступны, пожалуй, только суперспециалистам. Он рассказывает, как шли битвы, как выглядели их участники, говорит о сложнейших войсковых маневрах, — словом, о том, что нигде до этого не мог вычитать. Если же вдруг и возникают какие-то сомнения относительно частностей, все равно они решаются в пользу Перова — неизменно каждый раз оказывается: прав он!

Мой конфигурант впервые обратил на себя внимание ученых после того, как попал в случайную автокатастрофу, в канун своего шестидесятилетия. Придя в себя на больничной койке, он вдруг начал говорить… на старофранцузском. Чем, разумеется, привел в изумление и медперсонал, и близких. Уж кто-кто, а жена-то была уверена, что никакого французского языка пенсионер Перов никогда не знал!

Медсестра, понимающая французский, сказала, что он говорил о Наполеоне и маршале Нее, который в свое время применил как раз новую тактику перестройки пехотных полков. Это и привлекло к Перову внимание целого ряда столпов науки. Ведь подумать только: более пятидесяти раз его убивали в битвах, около сорока раз ранили! Рядом с фараоном Рамзесом он сражался под Кадешем в 1292 году до нашей эры и при этом спас жизнь одному из его сыновей. Бился на стороне Габсбургов против шведских повстанцев при Сенпах в 1286 году и в 1793 году вошел с войсками Наполеона Бонапарта в Каир. Если не считать Сталинградской битвы, это была последняя крупная военная операция, в которой Перов участвовал. Остается добавить: все, что он говорит и что удается потом проверить, подтверждается практически стопроцентно. Вот вам скромное подтверждение гипотезы Раймонда Моуди о бессмертии души, которая со смертью человека не исчезает, а, безусловно, ищет и порой находит другой объект. В данном случае в столь неугомонной и яркой судьбе моего Перова все сложилось с той безупречной логикой, о которой писал когда-то пусть и безымянный для вас, но весьма модный российский поэт, много собственных сил положивший на пропаганду идей бессмертия. Его строчками я закончу. И заранее прошу извинить: в моем собственном робком переложении на английский стихи, разумеется, проиграют, но суть останется. Нет ли у кого возражений?..

Выдержав небольшую паузу, он прочел:

Был Хафиз — появился Байрон.Жил Вийон, жил Эдгар По.

Один — бродяга, другой — барин.А это — один и тот же поэт!..

— Точно так же и мой герой, — заключил Андрей. — И заметьте: он всегда был солдатом, простым солдатом. За десятки и сотни лет ему ни разу не пришлось ни переучиваться, ни менять стиль жизни.

— Это восхитительно, Андрей! — тут же вставила Кроха и даже хлопнула несколько раз в ладоши. — Ваш пенсионер безусловно достоин Книги рекордов Гиннесса. Это ж надо — Сталинград, фараон Рамзес, Фермопилы и маршал Ней!.. Все настолько восхитительно, что я уже теперь ничему не верю! Вы, Андрей, своим жутким рассказом просто-напросто раздавили нашу мечту. Как гусеницу.

— Да-а, пожалуй, тут перебор, — проворчал негромко Эрделюак. — Девяносто шесть раз, пусть невольно, ввязаться в такую драчку… Тут уж точно виден рецидивист, и при этом, надо сказать, отпетый!

— Случай где-нибудь зафиксирован? — чуть сорвавшимся голосом вдруг спросил Фредерик Арбо. — Я имею в виду не какой-нибудь закрытый отчет, а прессу.

— Разумеется, зафиксирован, — тут же очень серьезно сказал Андрей. — В свое время в популярной российской газете «Клюква» независимый журналист, господин… если память не изменяет… Да, конечно, я помню — господин Посысаев… дал подробную информацию. С того, черного дня бедолаге Перову приходится в основном коротать свои дни в четырех стенах: от любителей автографов попросту нет отбоя!

— Все равно ничему не верю, — упрямо сказала Кроха. — Я весь вечер смотрела сперва сквозь пальцы, как скептически улыбались всем нашим доводам то Эрделюак, то Андрей, то вы, доктор Хестер, — обратилась она вдруг к Хестеру. — Но теперь понимаю, что все мы тут заняты ерундой, над которой можно и впрямь смеяться. Сами посудите: там убиты люди, а мы… «строим куры», как, по-моему, принято говорить в России. Да еще гадаем при этом: убитый Роберт… то ли он «амнистирован» некоей высшей властью, то ли ему удалось наконец «совершить побег». У меня нет слов! И какая, извините, еще может быть, к черту, жизнь — после этой жизни?.. А в компании у нас сидит, между прочим, довольно известный доктор, который практически весь вечер молчит как рыба!

— Бунт на корабле, — попробовал было Эрделюак смягчить обстановку шуткой.