Капитан Рикарден сразу несколько потускнел, но при этом продолжал спокойно смотреть на шефа, ибо знал, что в работе с Доулингом надо быть всегда готовым к чему угодно.
— Ты меня правильно понял, — тут же добавил Доулинг, — я говорю о рапорте. Хочешь, плесни себе малость виски. Где стоит бутылка, ты знаешь.
— Я бы предпочел сейчас сигарету, шеф.
— Хорошо, держи.
Оба закурили.
— Ну так вот, — сказал Доулинг, передвинув поближе к Рикардену натуральный черепаховый панцирь, изящно выделанный под пепельницу. — Рапорт наш составлен суховато, драматично и при этом весьма корректно. В духе наших старинных народных сказок о Карлейльском стрелке из лука. Версия о маньяке-ревнивце шита белыми нитками — на семьдесят пять процентов. Именно поэтому я позволил себе сделать ряд сокращений. Приготовишь необходимое количество экземпляров — я немедленно подпишу. На официальном уровне дело будем считать законченным. Если в министерстве внутренних дел возникнут вопросы — а они возникнут, потому как Бэдфул есть Бэдфул, — я с удовольствием на них отвечу. Статус главного констебля графства позволяет мне взять на себя ответственность. Пусть зубастые газетчики всей Британии, во главе с этим желчно-изысканным бузотером Хьюзом, называют меня ослом, старой перечницей — плевать! Ты, надеюсь, видел его статью в «Экспрессе»?
Капитан Рикарден только молча кивнул.
— Вот то-то… С этой минуты, Рик… кто бы к тебе ни полез с любыми, самыми праведными сомнениями, запомни: версия Доулинга остается незыблемой, как Белая башня в Сит, — Жан Бертье совершил убийство на почве ревности… Полный же текст отчета вновь положишь мне завтра — на этот стол. И тогда мы с тобой спокойно начнем работать, разрази меня гром небесный!
— Значит, все-таки вы…
— Совершенно верно, Рик! И все утро я только о том и думаю! Потому как ты правильно мне сказал: получается, что у нас здесь и овцы убиты, и волки тоже. Будто в современном варианте Шекспировой пошлой драмы об этом треклятом мавре! Но я чувствую загривком, мой друг, загривком! — дело только начинается, черт бы его побрал!
После этого Доулинг жестом предложил капитану Рикардену пересесть на диван, положил на журнальный столик черную папку, вместе с ворохом документов, и они потом долго над ней сидели, наполняя окурками черепаховый панцирь, изящно выделанный под пепельницу. Несколько раз Милена приносила им кофе и бутерброды, возмущенно вытряхивала окурки, то открывала, то закрывала оконную раму, потому что кондиционер, по ее мнению, должно быть, уже заклинило.
Наконец комиссар полиции как будто бы в первый раз за добрую половину дня соизволил заметить все эти ее старания. Тут же он коротко присоветовал ей немедленно прекратить шуршать («занавеской, ресницами, юбкой, — сформулировал Доулинг, — или чем там, детка, черт побери, еще?!.»). И распорядился
Поздно вечером, когда Андрей пытался дозвониться до Вацлава Крыла, телефонную трубку никто не взял. Спозаранку он сделал еще попытку. Утро было бледно-лиловым, дождливым, ветреным. Занавески в комнате колыхались, будто фалды у новобранца.
На десятом гудке наконец послышался голос, вполне способный человека постороннего заставить потихоньку повесить трубку:
— Говорите короче, самую суть…
— Привет, старина, — усмехнувшись, сказал Андрей. — Ты один?
— Извини, гражданин начальник, но толком пока не знаю, — моментально ответил Вацлав. — Надо посмотреть на балконе, в ванной, в шкафу и в кухне… Но в кровати — точно один!
— Поздно вчера вернулся?
Вацлав громко и протяжно зевнул, чуть подумал, затем сказал:
— Можно считать, что я пока еще не вернулся…
— Тренировка, стало быть, отменяется?
— Разрази меня гром, что случилось, Андрей? Ты ранен? — с деланным испугом тут же воскликнул Вацлав. — За одну разминку с тобой я готов отдать трех зверушек из «Блэк-Найт-гарден»!
— В таком случае, как всегда — у входа? — все-таки уточнил Андрей.
— Ровно в девять, — ответил Вацлав.
В полдень они уже завтракали в кабачке Томми Стиггенса. Как обычно, напряженная тренировка взбодрила их, бассейн успокоил, а контрастный душ просто дал хорошее настроение.
— Закажу-ка я пивка… для рывка! — добродушно сказал Вацлав Крыл, собираясь уже подозвать бармена.
— Нет. Сегодня — никакого пивка, — так же добродушно сказал Андрей.
— Почему?
— Потому что в два тридцать мы с тобой должны быть в кабинете Монда.
— Боже мой! — в изумлении всплеснул Крыл руками. — Значит, мистер Монд не любит запаха старого доброго «Родебергера»?
— Уверяю тебя, мистер Монд любит не только запах, но и вкус старого доброго «Родебергера». Но, как ты знаешь, у мистера Монда есть дочь, которая терпеть не может ни того ни другого.
— О, прекрасная мисс Мари!.. Не хочешь ли ты этим сказать, что мисс Мари Монд тоже будет в два тридцать в кабинете мистера Монда?
— Я хочу сказать, что уверен в этом на сто процентов.