Снег Энцелада

Ожил телефон — я думал, Луценко, хочет поделиться очередной радостью насчет Уланова, однако это оказался Федор. Я ответил.

Полковник, пьяный и счастливый.

— Витя! Спасибо, братан! Слушай, выручил! Я уж не знал, что делать…

Послышалось хихиканье, явно не Федора. И вряд ли его жены.

— Ты, Витя, не думай, за мной не замажется, я такие вещи помню…

— Я хочу увидеть дело, — сказал я.

— Какие дела, Витя, расслабься! Слушай, приезжайте с Ромой, у меня тут настоящие дела… Я кегу привез ко дню рождения, а вот теперь решил открыть, пиво… Холодное, нефильтрованное… Приезжайте!

— Я хочу увидеть дело, — повторил я.

И отключил телефон. Сегодня было и так слишком много Федора. Искупаться не повредит…

Нырнуть с берега, выдохнуть, опуститься на дно, пусть течение подхватит и несет, спину будут царапать камни и ракушки, а я стану смотреть в небо. Небо из-под воды всегда ближе. Пескари станут кусать за пальцы, впрочем, не будут, пескари вымерли…

Вернулся Роман.

Еще издали я почувствовал запах водки, он приблизился раньше Романа, сам Роман был весел, лицо перемазано зеленью.

— Ты прямо Робин Гуд, — сказал Роман. — Закинул бутылку в заросли отличного щавеля! Редкая удача, закусил прямо в поле… Там конфетки остались?

Я передал ему пакет сострадальщицы. Роман стал есть шоколад. Сомнительно заедать водку щавелем и шоколадом, впрочем, вряд ли сейчас послушает — каждый кузнец своего стула, впрочем, я Роману позавидовал. Мне тоже хотелось водки. Со щавелем. Холодной водки с кислым щавелем и прыгнуть в воду с тарзанки или хотя бы с крутого берега.

Роман ел конфеты и разглядывал оставшийся кед на ноге.

— Не могу, — сказал он. — Не могу…

После чего достал бутылку и хорошенько отпил.

— Это не поможет, — предупредил я.

— Я знаю. Знаю, ты прав, максимальная децентрализация и шаговая доступность… Шаговая доступность!

Провозгласил Роман и вышвырнул в реку второй кед. Подальше забросил, отчего кед попал на струю, и его понесло по реке.

— Плыви-плыви, пироскаф, из прошлого в навсегда… — прочитал Роман. — На берегу, под старой лодкой, остались сны, забыты сны…

И печально сел со мной рядом.

Довольно долго он молчал, пытаясь свернуть из шоколадной фольги колечко, но получилось скрутить только пулю. Первый кед утекал на юг, другой кед почувствовал одиночество, выбрался из прибрежного вьюна и поплыл за братом.

— Как это трогательно, — умилился Роман. — Они подают нам пример гуманизма…

Я не стал спорить.

— Гуманизма нам сильно недостает, — рассуждал Роман. — И это большая беда всей урбанистики… я сам был таким — я знаю… В шаговой доступности должно быть все — заправки, бассейны, гуманизм. Пища телесная, пища духовная, бензин, масло, бордель, филармония. В шаговой доступности должны быть и радость, и счастье. А у нас все не так…

Роман опять достал из кармана бутылку и несколько щавелевых листов. В бутылке болталось грамм двести, Роман немедленно их допил и закусил щавелем. Однако.

— Но в жизни все не так, — повторил Роман. — В шаговой доступности лишь всякое говно… Говно и зло. Никакого добра! Зло! Шаговая доступность зла! А должно быть наоборот…

Роман икнул. По подбородку потек щавелевый сок.

— Урбанисты против сатанистов, — бормотал Роман. — Сатанисты против гуманистов. Гуманисты против альпинистов. Война всех против всех. И мы на острие атаки…

Роман попробовал прыгнуть в воду, я поймал его за ворот, рубашка треснула, но выдержала, Роман упал на песок. Готов.

— Витя, я сегодня прикинул…

Роман сел и попытался вытрясти из бутылки каплю, не получилось — и швырнул бутылку вдогонку кедам.

— Я прикинул, в каком месте она…

— Поехали домой, — перебил я.

— Нет, я примерно знаю… Надо раскопать, Витя. Надо ее все-таки раскопать…

Я молчал. Роман шевелил пальцами.

— Понимаю, у тебя, наверное… странные чувства… Но это единственный шанс. Светлов недоступен, а здесь… Что-то колет…

Роман схватился за живот, скривился, пополз на коленях к воде.

— Плохо…

Романа стало тошнить в реку. Что-то часто его тошнит.

Радон.

Роман проблевался и отвалился на песок.

— Вспомнил… — сказал Роман. — Я вспомнил, Витя…

— Что ты вспомнил?

— Рассказ… Марк Твен… «Людоедство в поезде»… Там тоже сначала ели паслен…

Глава 15. Разрыв пласта

Гроза не пришла. Я слышал ее, она долго гуляла за Ингирем, но через реку переступить не решилась. Дождь тоже толком не собрался, постучал минуту по крыше и заглох, жаль, дождь разогнал бы парник, зависший над Чагинском.

Я слушал ночь и думал, что теперь еще и бессонница, вчера был бешеный и неожиданый день, он принес бессонницу, головную боль и одышку.

Пыль и духота. Стены комнаты пропитались пылью, пыль принес я на одежде, кладбищенская золотая смешалось с домашней, сегодня ночью от этой пыли у меня заложило нос, и стало трудно дышать. Я час ворочался в койке, пытался делать дыхательные упражнения, пытался заснуть по системе американских десантников — ни то ни другое результата не принесло.