Роман стал тоже снимать кеды, снял и кинул левый в воду, кед булькнул вполне выразительно.
— Поэта Уланова могли высечь масоны за невольное раскрытие тайн закатных свитков. Его могла высечь «Лига земли и крови» за разглашение их грядущих сокрушительных проскрипций. Его мог высечь поэт Шариков из творческой или финансовой зависти. Его могла высечь ревнивая баба. Это в конце концов могла быть кафкианская порка, то есть его могли высечь по ошибке. Да, по ошибке — ни для кого не секрет, что манифест русской готики есть «Подпоручик Киже». Эта никакая не фантастика, это самый что ни на есть реализм! «Бесприданница», «Гроза», «Господа Головлевы»…
Всплыл кед Романа.
— «Леди Макбет Мценского уезда», — добавил Роман.
— «Леди Макбет», да, точно, «Идиот» еще, разумеется. Ты помнишь главную сцену?
— С деньгами в камин, — сказал Роман.
Я не стал поправлять, Роману не стать писателем. Тот, кто не понимает главной сцены «Идиота», не достоин быть писателем.
— Да, с деньгами в камин, — сказал я.
Кладбищенские приключения значительно истощили мои мыслительные ресурсы, правильнее было бы замолчать, но я упрямо договорил:
— В пространстве русской готики отличить жизнь от литературы порою весьма сложно. Иногда… практически невозможно. Сегодняшний день это во многом доказывает.
— Сегодняшний день да… — Роман кинул в кед камушком. — Я начал слегка опасаться за крышу… Наверное, мы зря поехали за порошковым пюре.
Мвен Мас жрал порошковое пюре ведрами. Кед медленно закручивался по спирали, захотелось искупаться сильнее, оттолкнуться от берега, ухнуть с головой.
— Думаю, сегодняшний день был неизбежен, — сказал я. — Надо было его пережить. И мы пережили.
— Не без труда, — заметил Роман.
— В последнее время я живу не без труда. И не без потерь.
— Это точно… Что дальше?
— Дальше мы встретимся с Зизи. То есть с Зинаидой Захаровной, завтра. И постараемся взять у нее образец.
— Как мы с ней встретимся?
— Вся прелесть русской готики в том, что правил в ней нет, есть только последствия. Сегодня хоронишь Хазина, завтра встречаешься с Зизи. Кстати, если уж говорить про готику…
Я открыл похоронный пакет сострадальщицы. Внутри были четыре яйца, бутерброды с копченой колбасой и сыром, шоколадные конфеты и бутылка водки.
— Помянем, — предложил я.
Роман не возражал. Бутылку я во избежание отравления выкинул в траву, а бутерброды и прочее стали есть. Вопреки опасениям, яйца оказались не протухшие, хотя и переваренные, желток посинел, затвердел и прилипал к зубам, но в целом вкус был насыщен. Колбаса сырокопченая, средней категории, сало натуральное, а вот мясо вперемежку с хрящами; пересоленная и переперченная. Сыр костромской, пластиковой консистенции. Хлеб обычный, ржаной, кислый.
— Покойся с миром, Семен, — сказал я.
— Земля тебе пухом, — сказал Роман.
Пожевали бутерброды. Роман управился первым, посмотрел на оставшийся бутерброд.
— Может… Ведь Хазин тоже вроде как человек. В общем разрезе…
— Угощайся, — предложил я.
Роман съел бутерброд и спросил:
— И как же он их открыл?
— Что открыл?
— Проскрипции.
— Кто? — не понял я.
— Поэт Уланов. Которого высекли?
— Да ничего он не открыл… Его могли высечь в качестве эстетического жеста. В просветительских целях, в целях развития культуры.
Я достал коробок охотничьих спичек, зажег одну.
Охотничьи спички горят бешено, в руках их держать неприятно, я бросил спичку в воду. Она ушла на дно и продолжила светить.
— Ого…
Я зажег и бросил в воду еще несколько спичек. Здесь неглубоко и слабое течение, спички легли на дно и составили созвездие, похожее на стрекозу. Они горели круглым светом и действительно напоминали звезды.
— Интересно, его будут искать? — спросил Роман. — Хазина?
— Нет.
Через минуту стрекоза стала исчезать. Я стал зажигать и забрасывать в реку новые спички.
— Никто никого не будет искать, — сказал я. — И это правильно.
В этот раз огни сложились в кольцо.
— Красиво, — согласился Роман. — Можно я кину?
— Смотри внимательней!
Со стороны песчаного свала поднялся огонек. Он завис над непроглядной ямой, затем стал медленно перемещаться к другим огонькам.
— Что это?
— Сомы-светляки, — ответил я. — У них на морде такой ус, а на конце этого уса огонек.
— Разве такие рыбы есть? — растерянно спросил Роман. — По-моему, они в море водятся.
— Здесь есть. Но о них никто не знает. Раньше рыболовам не приходила идея приманивать сомов светом — поэтому их никто не ловил.
Роман ничего не ответил, мы стали смотреть на подводные огоньки. Скоро спички начали медленно гаснуть, а тот, что двигался, погас последним — сом-светлячок убрался на глубину.
— Как ты думаешь, Вить… — Роман пощупал шею. — Как думаешь насчет радона… Мы не нахватались?
— Вряд ли. Радон ночью обычно идет, а мы днем работали.
— Ну да… Слушай, говорят, что спиртное, в принципе, ослабляет все это… воздействие.
— Хочешь водки?
— Да нет, не то чтобы хочу… В профилактических целях… Выводит нуклиды, подводники советуют.
— Выкинул в ту сторону, — я указал пальцем.
Роман ушел в травы искать бутылку.
Я кинул в Ингирь еще несколько спичек, но светящийся сом не поднялся.