Снег на глазах его

Торопливый ты мой. Как ты спешил попользоваться телом своего любовника. Ты даже чем-то похож на Сашу. На незабвенного сорокалетнего Сашеньку, любителя совращать старшеклассников. Я все помню, сволочь. И наши ночи, и наши дни. И свою боль, и твое сладострастное хрюканье за спиной. Гордый самец ты, а не любовник. Попользовался и хватит. А чтобы помочь, постараться не навредить, не совращать, в конце-концов, на это твоих сил никогда не хватало. И больше не хватит. Как ты был красив, сползая по стене с своем черном костюме. Опускаясь на пол по рельсам кровавых полос на туалетном кафеле. Ты научил меня, что наибольший восторг похоти приходит со смертью того, кто в тебя это чувство заронил.

Вот так, Саша. Не могу я теперь обойтись без смерти. Бывает, что хочу, но уже не в состоянии отказаться от ослепительной волны страсти к красным разводам на коже. Ты показал мне тайну, разгадку которой унес с собой в могилу. Я благословил тебя комком земли, упавшим из моей ладони на крышку твоего лакированного гроба. Так храни же наш секрет вечно.

Хочу тебя. Боюсь тебя. Люблю и ненавижу. Будь ты вечно проклят!

Горло выпустило сдавленный рык в момент пика наслаждения. И мое семя щедро оросило недра нашей мертвой любви.

Глава третья.

Круги своего ада.

(Сергей)

Любопытно и ужасно

И сладело - озорно,

И желанно, и бесстрастно

И грешно и не грешно.

Михаил Кузмин.

Ждать и терпеть было невыносимо. Урок мат.анализа никак не заканчивался, формулы создавали в голове некое подобие английского Бедлама[1], о котором недавно рассказала Клуша, наша преподаватель по русскому и литре. Пару раз за день у меня получилось так удачно создать елозистость (то ручка упадет, то в рюкзак залезть за пособием с примерами), что удавалось прижаться рукой к ноге Матвея. А один раз моя щека оказалась в такой чуткой близости от его ширинки, что казалось, вдохни глубоко и ощутишь неведомый запах стыда, поселившегося алыми пятнами на лице.

И вот, за пять минут до окончания последнего урока его ладонь совершенно намеренно, хоть и не надолго, на доли секунды, опустилась на мое левое бедро в опасной близости от паха. Можно было бы назвать это случайностью, если бы не легкое нажатие. Я испуганно глянул на него и тут же потупился, шарахнувшись от лучистого взгляда серых глаз. Такого просто не могло быть..., но было. Потом его рука вернулась на парту. А я чуть не застонал от острой и яркой боли. Хорошо, что сообразил сегодня надеть старые плавки, ставшие уже на пару размеров меньше, чем надо. Иначе тело выдало бы все и всем.

По звонку наш класс с ревом рванулся на свободу. Мне же пришлось собирать в «бэг» учебную амуницию довольно-таки медленно. Руки дрожали. Не так, чтобы очень заметно, но часто. Матвей остался ждать меня. И вместе мы минут через десять вышли из школы, добрались до спортплощадки, где обычно народ подтягивается и кидает гранаты на дальность, расположились на траве под турником и уставились друг на друга. Что-то подсказало мне – он в таком же смятении, как и я. Слово само соскочило с языка:

-Ты...

Бриз вздрогнул, натянуто усмехнулся и ответил:

-Я.

Он осмотрелся вокруг, тряхнул русыми волосами и прошептал едва слышно:

-Пойдем на сопку. Здесь народу много. Не поговоришь.

-Ага, пойдем, - кивнул я. И мы пошли по тропе вверх по склону сопки. Мимо гаражей, сквозь заросли редковатой, но все равно цепкой таволожки, иногда опираясь на стволы чахловатых берез, кленов и дубков. Когда, наконец, выбрались на гребень, я понял, что все-таки не рискну заговорить первым. Вид с вершины сопки открывался здоровский. Вся бухта, по берегам которой расползся город, как на ладони. Пронзительно-синее море, сливаясь с таким же ярким небом, уходило за горизонт. Немногочисленные сегодня суда на рейде картины ничуть не портили. Скорее, дополняли мазками мазутно-стальной реальности. Усиленно разглядывая окрестности, я как-то упустил, что пришел на гребень не за этим. Оттого и вздрогнул, когда Матвей шумно уронил на траву свой «бэг», уселся на него и дернул меня за руку. Завладев моим вниманием, он сказал:

-Садись.

Я пристроился рядом и буркнул, глянув исподлобья:

-Чего?