Снег над барханами

В вытянутых руках лейтенант держал по гранате и злорадно улыбался. Опытные десантники моментально оценили свое удручающее положение и намерения русского — загнанный в угол храбрец, офицер НКВД, готов был погибнуть и унести с собой на тот свет как можно больше врагов. А две «Ф-1»[49] в его руках с зажатыми в кулаках скобами и уже отсутствующими предохранительными кольцами — более чем наглядно подтверждали его намерения.

— Стоять! Ауф штеен… — гаркнул Синцов, потрясая гранатами и скрежеща зубами. — Стволы наземь, зовите своего командира сюда.

Фрицы все поняли даже по-русски. Переглянулись, чуть опустив стволы автоматов. Один освободил захват оружия, и «МП-40» медленно сполз на пыльный пол. Другой шепнул ему что-то.

— Зови своего офицера, живо! — крикнул Николай и оттопырил большой палец, освобождая зажим гранаты.

Немцы вздрогнули, не сводя завороженных взглядов с кулаков русского сумасшедшего, один из диверсантов громко позвал командира. В узкое окошко заглянула физиономия помощника Мютца да так и застыла с круглыми от ужаса глазами. В дверном проеме появился сам гауптштурмфюрер СС с пистолетом в руке.

Четыре пары глаз неотрывно смотрели на Синцова, на его руки и в его глаза. Мютц все прочитал в них и понял — живыми они отсюда не выйдут. Нужно договариваться. И это с офицером-то Берии?! На его лице мелькнула тень догадки, которую вычислил опытный чекист. Разбираться или ожидать, что задумал эсэсовец, Синцов не стал, поэтому, мысленно пожалев, что обошелся без драгоценных трофеев, он осклабился, подмигнул Мютцу и разжал пальцы обеих рук. Брошенные под ноги врага гранаты еще падали, а лейтенант сделал шаг к колодцу и стойким оловянным солдатиком исчез в дыре.

Мютц за секунду до этого понял, что пленный все же использует гранаты и зияющий в полу вход в подземелье.

Две секунды. Мютц схватил всплеснувшего руками солдата, стоявшего перед ним, за ворот и локоть.

Третья секунда — командир паратруперс СС подсечкой сбил подчиненного с ног, сваливая его на ближайшую гранату и краем глаза заметив, как другой боец успел ботинком отшвырнуть вторую «Ф-1», группируясь и падая в угол.

Еще миг. Мютц, поджимая конечности, навалился на распластанного солдата, упавшего животом на ребристый матовый овал с дымящим штырьком.

Двойной взрыв. Грохот, выбивающий барабанные перепонки и глаза, ударная волна, сбивающая вбок, резкая боль, тьма…

Агинбек, взяв на прицел часового возле дома Синцова, хорошо видимого благодаря факелу в его руке, вздрогнул от внезапного гула и взметнувшейся вверх и в стороны крыши хижины. Всполох огня, впрочем, сразу же потухшего, облачко сизого дыма, разлетающиеся на десяток метров строительные ошметки, ветки настила, камыш, кизяк и куски глины.

Мираб прошептал что-то нечленораздельное и, быстро прильнув к прикладу щекой, выстрелил.

Охранник, присевший было от взрыва, завалился и приник окровавленной щекой к дувалу. Рука его не спеша сползла вместе с зажатым в ней советским «ППШ».

Старик довольно кивнул, прошептал себе в бороду что-то по-узбекски и широко улыбнулся.

Глава 12

Кызылкудук, Узбекская ССР, 2 мая 1944 г.

Аул Кызылкудук, представлявший из себя два десятка хижин с пристройками, сотни метров дувала и неровные отрезки огородов и садов, раскинулся на треть километра узкой полосой с двумя параллельными улочками и множеством поперечных, кривых и тесных. Маленькая базарная площадь с торговыми рядами, слабое подобие мечети, кладбище, несколько куцых чинаров, растущих там и сям, глинобитные, частично камышовые, дома дехкан с неотъемлемыми в хозяйстве загонами для скота, хлевами и амбарами — Кызылкудук мало чем отличался от сотен других кишлаков и аулов Средней Азии сороковых годов.

Цивилизация из Москвы сюда еще не нагрянула, аполитически настроенная беднота только-только стала поворачиваться к Советской власти лицом, но общая трагедия всех народов — война — сплотила людей разных национальностей и положений. Столетиями бедствующий народ отдавал фронту последнее: продукты, скудные накопления, силы и верных потомков Великого Тамерлана. А местные органы контроля в лице чекистов и милиции исправно следили за этой «добровольной» помощью.

Подожженные фашистами в нескольких местах амбары и плетни вокруг садов, воткнутые в дувалы факелы несколько осветили ночной аул. Диверсанты, изрядно вымотанные в предыдущих стычках с двумя мстителями, уставшие и искусанные термитами, морально дезориентированные, теперь пугались каждой тени, старались держаться вместе и ощерились стволами во все стороны. Мютцу, контуженному и получившему осколок в плечо, злому как собака, не оставалось ничего, кроме как перейти на брань и злыми окриками воздействовать на изрядно поредевшую толпу солдат. Он бесновался, носясь по закоулкам аула с пистолетом в здоровой руке (другая болталась на ремне, перекинутом через шею), сыпал проклятия и изредка стрелял в воздух или в подозрительные темные места.