Снегирим

Глава 6. Лето, ах лето

В начале 1980-х ситуация в СССР была нелегкой, но многие этого не замечали, так как сравнивать им было не с чем. По телевизору людям рассказывали, как все на Западе нам завидуют и страдают! Многие даже искренне сочувствовали жертвам загнивающего капиталистического мира, как, например, постоянно пьяный сосед по лестничной клетке Виталий. Однажды Тамара зашла за солью и увидела, как Виталий плакал навзрыд, обнявшись с почти пустой бутылкой коньяка, которую Гале вручили как директору хлебозавода за перевыполненный план. Тамара сначала очень испугалась, что кто-то заболел или, не дай бог, еще хуже, но Виталий объяснил, что по телевизору показали, как в США обижают темнокожих, и он расстроился. Он даже хотел узнать, существует ли возможность им как-то помочь, хотя бы отправить что-то почтой. Потом он сообщил, что ему особенно жаль американскую певицу-мулатку Глорию Гейнор, которую он часто слушает по воскресеньям, когда ее пускают под титры в конце программы «Утренняя почта». Виталий обожал ее песню «I will survive»[40], хотя слов, понятно, не разбирал ввиду незнания английского. Продолжая всхлипывать, Виталий заметил, что уж очень эта певица

сочная и классно двигается (Тамара, мягко говоря, не поняла, к чему этот комментарий!) и просто сердце у него разрывается при мысли, что «ее там обижают, а он ничем не может помочь». «Перетащить бы ее сюда к нам, но не представляю, как!» – наконец закончил он. Тамара забрала соль и быстро ушла, приговаривая про себя: «Этой Глории Гейнор только алкоголика не хватает, лучше спать бы шел, пока Галя тебе не надавала. Вернется с работы – будет тебе тут цирк шапито».

* * *

Но в политическом климате страны уже все равно чувствовалось некоторое потепление. К примеру, очередной друг В. З. Серега Петров, секретарь парторганизации Большого театра, стал известен тем, что изображал Брежнева. Все считали, что певец он никакой и прорвался только по линии ЦК, многие даже шутили, что он не поет, а пищит, как женское сопрано

. Однако его талант имитировать Леонида Ильича не оспаривал никто, и коллеги специально собирались, чтоб снова и снова получить удовольствие от пародии – в те времена уже последствий не боялись.

Серега делал как бы «опухшую морду», повернув подбородок вправо, и говорил: «О… О… О…» – тут ему подсказывали: «Леонид Ильич, читайте ниже, это олимпийские кольца».

В день смерти Л. И. Брежнева страна горевала, и, как секретарь парторганизации, Серега должен был открыть траурное заседание в Большом театре. Но когда он вышел на сцену, все присутствующие расхохотались: настолько Серега был уже неотделим от образа Леонида Ильича. Но артисты стали быстро оглядываться по сторонам, понимая неправильность такой реакции и пытаясь понять – а кто

такое начал?.. Тогда Серега взял себя в руки и открыл официальный траурный митинг.

В. З. познакомился и быстро подружился с группой артистов Большого театра в летнем санатории «Малый Ахун» на Черном море, где отдыхал с Тамарой и Катей. Ясно, что после такого знакомства В. З., Тамара и Катя стали часто посещать Большой театр и ходить за кулисы после спектаклей или даже в гости к артистам, как, например, к певцу Сидорову, исполнявшему арию Пьера Безухова в опере «Война и мир».

В. З. полностью влился в этот коллектив и даже привел туда своего дорогого министра Ивана Ивановича, вместе с бесплатным приложением – его женой Розой Ильиничной (хоть тот вроде и «все мог», но внедриться именно в этот коллектив даже у него раньше не получалось). Это сочетание было как выигрыш в лотерею, так как певцы сразу стали обращаться к Ивану Ивановичу с просьбами (кому квартира была нужна, кому подпись на командировки и так далее), а сам Иван Иванович говорил, что отдыхает душой

, поскольку опера была его истинной страстью. Так вот, Сидоров даже позволил Ивану Ивановичу спеть арию Пьера Безухова у него дома за рюмкой водки при всем их теплом коллективе – гости хлопали и восхищались (хотя, понятно, притворялись, ибо на уровень Большого театра министр точно не тянул), но он был счастлив и расчувствовался до слез.

– Ты мой самый лучший друг, Вовик, – благодарил Огурцов, нежно обнимая и чуть ли не целуя В. З. – Ну куда я без тебя?! Проси что хочешь, все, что смогу, для тебя сделаю.

В «Малый Ахун» В. З. ездил почти каждое лето, предварительно заскочив к Ивану Ивановичу за подписью, чтоб побыстрее. Один товарищ из министерства наблюдал эту картину несколько лет подряд и был сильно разозлен, так как сам не смог попасть в этот санаторий ни разу, и однажды даже крикнул вслед В. З., когда тот выбегал от министра с очередной подписью: «Проныра!» В. З. сначала замедлил шаг, хотел повернуться и сказать этому козлу пару ласковых, но потом только помахал рукой и произнес: «Вам тоже чудесного лета!» (Мысленно добавив: «В пыльной Москве, пока мы на Черном море».)