Снежить

Чернов прикинул в уме. Если с тем, что в запасных канистрах, должно хватить часов на тридцать пять. А потом все. Потом придется жечь костры. Если вообще удастся что-то разжечь в этой вечной мерзлоте, на этом ветру. Костры они будут жечь из покрышек. Этого должно хватить еще часов на десять, а потом уже точно все. Каюк. Может, и удастся по примеру Эрхана закопаться в сугроб и так переждать пургу, но Чернов сильно сомневался в действенности такого решения. Оставалось надеяться, что скоро все закончится.

Он обернулся, глянул на бледного, равнодушного ко всему Веселова, спросил:

– Димон, ты как?

Тот поежился, словно с неохотой открыл глаза, сказал едва слышно:

– Что-то холодно.

Плохо дело. Хрен знает, что там у него за царапина, кем оставлена и когда. Если начнется заражение, одной проблемой у них сразу станет больше.

– Гальяно, там у вас аптечка! – Чернов уже просчитывал варианты и пути выхода из сложившейся ситуации. Хотя бы на эту проблему он мог повлиять. – Достань градусник, измерь ему температуру.

Гальяно потрогал лоб Веслова, мотнул головой:

– Он не горячий. Вадим, он холодный как лед.

– Градусник, – терпеливо повторил Чернов. – И глянь на рану.

Он уже прикидывал, как половчее перебраться на заднее сиденье, чтобы сделать все самому, когда Гальяно с удивлением сказал:

– Затянулось.

– Что затянулось?

– Все. Рана затянулась. – Гальяно включил в салоне свет. – Сам посмотри!

Чернов посмотрел. Раны больше не было, на ее месте красовался рубец. Белесый, словно бы годичной давности. Интересное кино… Веселов тоже был… белесый с просинью. Нормальный человек должен выглядеть несколько иначе.

– Доставай градусник! – велел он Гальяно, а потом спросил: – Димон, что у тебя болит?

– Ничего. – Тот с удивлением разглядывал свою грудь. – Ничего не болит, только очень холодно. – Он поморщился, когда Гальяно сунул ему под мышку градусник, затаился.

– Тридцать три и четыре, – сообщил Гальяно через пару минут.

– Перемеряй. – Все-таки придется лезть на заднее сиденье. Откуда к чертям собачьим тридцать три и четыре?!

– Тридцать три и два. – А вот теперь в голосе Гальяно послышалась настоящая тревога. – Это не очень хорошо, да?

Это хреново! И непонятна причина такой гипотермии. На Веселове термобелье, вся одежда сухая, в салоне не жарко, конечно, но уж точно не холодно. Откуда?!

– Может, сломался? – Гальяно сунул градусник себе под мышку, дождался сигнала, вытащил: – Тридцать шесть и пять. Не сломался.

Не сломался. А вот Веселов, похоже, сломался.

– Ты как? – спросил Чернов голосом деловым и спокойным.

– Нормально.

Вот только нормально ли? Кожные покровы бледные, носогубный треугольник синий. Плохо дело…

– Гальяно, налей ему чаю. И укрой чем-нибудь сверху. – Тепла бы в салон добавить, но хрен знает, сколько им придется тут просидеть. Пока так… – И давай-ка поменяемся с тобой местами.

Пока менялись местами, Веселов выпил свой чай. Пил большими глотками, словно не чувствовал, какой тот горячий. А он горячий! Чернов уже не единожды обжигался этим чаем из термоса.

Оказавшись на заднем сиденье, он первым делом потрогал лоб Веселова – ледяной. Пульс – пятьдесят, дыхание редкое. А температура… а температура уже тридцать один. Приплыли…

– Гальяно, включи печку на максимум! – велел он, стаскивая с себя куртку и укутывая ею Веселова.

– Все нормально, – попытался улыбнуться тот. – Со мной полный порядок. – Правую руку он не вынимал из кармана, наверное, сжимал этот свой чертов тынзян. Или шаманский. Подумалось, что тынзян бы лучше выбросить. Просто так, от греха подальше. Думать о том, что гипотермия Веселова могла быть связана с этим ошейником, Чернов пока был не готов. Хоть и пришла пора. Рана, которая сама собой появилась и сама собой зарубцевалась… Снижение температуры… Байки про шаманское проклятие…

Нет! Пока он будет искать рациональные причины. Пока…

Затрещала рация, и сиплый голос Эрхана спросил:

– Как дела?

– Как сажа бела. – Гальяно пока еще говорил спокойно. Пока… – У Димона температура, как у трупа.

– У трупа ниже, – поправил его Чернов. Чисто механически поправил, потому что не любил, когда ситуацию перевирают.

– Трупы не разговаривают, – хмыкнул Веселов. Он сидел ровненько, зубами не клацал, больше не белел и не синел. Впрочем, куда уж больше?

– Эрхан, как думаешь, сколько продлится эта буря? Мало ли, вдруг нам понадобится больница.