Энлиль задумчиво шевелил ногами в водоеме, Лара, Ляжка и Гобзиков стояли у него за спиной. Минут через пять Ляжка сказал шепотом:
– Все. Утратил квалификацию. Позабыл…
– Бубен надо, – неожиданно заявил Энлиль.
– Бубен? – Лара огляделась, но никакого бубна в окрестностях не обнаружила.
Гобзиков пожал плечами.
– Бубен, – подтвердил Энлиль, – я без бубна затрудняюсь…
– Послушай, – сказал Ляжка, – мы это… не на Чукотке, однако. Давай без бубна, а?
– Я не могу без бубна, – плаксиво отозвался Энлиль. – Сам давай без бубна, если можешь.
– Бубна у нас нет, – Ляжка развел руками. – У нас нет бубна, у нас нет стульев, нет зубной пасты…
– Ты будешь бубном! – Энлиль повернулся и указал пальцем на Ляжку.
– Я? – испугался тот.
Гобзиков подумал, что ему повезло – в бубны не его записали.
– Ты. Да не боись, не в прямом смысле, а в переносном. Будешь бумкать.
– Как? – не понял Ляжка.
– Так. С равными промежутками говори «бум-бум-бум». Надо просто задавать ритм, а дальше все само получится. Ну-ка, попробуй!
– Не буду я бумкать, – надулся Ляжка.
– Владик, – Лара с проникновенностью поглядела на Ляжку, – надо. Надо побумкать.
Ляжка мялся.
– Давай вместе побумкаем. – Лара взяла Ляжку за руку. – Вот так, просто: бум-бум-бум…
– Бум-бум-бум… – принялся повторять Ляжка.
– Бум-бум-бум, – повторил машинально Гобзиков.
– Нормально, пойдет, – кивнул Энлиль и снова принялся почесываться. И было видно, что почесывается эльф не просто, а в определенном ритме. И сразу двумя руками.
Эльф почесывался, Ляжка бумкал, и постепенно над озером начала сгущаться влага. Она сгущалась и снова распускалась, сгущалась и распускалась, пульсируя, как большое прозрачное сердце.
Энлиль принялся почесываться сильнее, даже, можно сказать, ожесточеннее. Глядя на него, Ляжка тоже забумкал шустрее. А Гобзиков бумкал уже кое-как – он чувствовал, что все вокруг наполняется колючей энергией…
Тут водяное сердце лопнуло, Лару и Гобзикова сбило с ног воздушной волной, Ляжка и Энлиль тоже опрокинулись. Что-то глухо звякнуло.
– Ну, ты даешь… – Ляжка поднялся. – Эти ваши эльфийские фокусы…
Обессиленный Энлиль валялся на земле.
Гобзиков, пошатываясь, встал. Лара тоже поднялась и стала разыскивать в траве материализованный инструментарий. И почти сразу разыскала – инструменты аккуратно лежали рядом с костром.
– Каменные! – восхищенно пролепетал Ляжка. – Он материализовал каменный топор и каменную пилу!
Гобзиков наклонился и поднял топор. Ляжка неправильно выразился: инструменты были не каменные в полном смысле слова, а с виду самые обычные пила и топор, только изготовленные не из железа, а из камня.
Лара взяла у Гобзикова топор, проверила лезвие. Для рубки топор не подходил. Пилу вообще от земли оторвать не получилось – каменная ножовка оказалась неподъемной. Вряд ли ее смогли бы осилить даже Ляжка с Энлилем вместе.
– Неплохо, – покивала Лара. – Хорошо поработал, товарищ. Особенно товарищу удался лобзик. Лобзик для Геркулеса. Себе сделал?
Энлиль тоже резво вскочил и проверил результаты своего труда. Оценил без воодушевления.
– Ну что? – Лара пнула каменную пилу. – Продемонстрируешь столярные приемы?
– Давно не практиковался, – пояснил Энлиль, поморщившись.
Гобзиков хихикнул. Страна Мечты оказалась довольно веселым местечком.
– А ничего, – усмехнулась Лара, – ты попытайся. Привыкли руки к топорам… Может, еще попробуешь? Я имею в виду материализацию. Ну, вторая попытка? Или нет силы в членах моих слабых?
Гобзиков хихикнул громче.
Энлиль горестно кивнул. Снова сел, снова опустил ноги в воду.
На сей раз он обошелся без бумканья, но чесался несколько по-другому, диссонансно, если выражаться языком музыки. Глаза его почернели, а уши зашлись малиновым, будто где-то поминали Энлиля. Крепко так, по поводу, далекому от общей приличности. Он напрягся, небогатые мускулы на его сутулой спине причудливо переливались, а лопатки выпячивались в небо, будто у Энлиля вот-вот должны были прорезаться крылья.
– Жабопад, жабопад, не мечи мне на косы… – прошептал Ляжка и несмело посмотрел в небо.
Гобзиков тоже посмотрел.
Небо, впрочем, выглядело довольно мирно – редкие ватные облачка навевали мысли об уединенности и покое. Опять же шиповник, он же дикая роза, распространял хмельной аромат.
– Боюсь… эльфы, к тому же бывшие… – осторожно произнесла Лара.
– Ы! – вдруг выдавил из себя Энлиль. Затем крикнул: – Ы-ырбан!
– Что он сказал?
– Он сказал Ыырбан, – перевел Ляжка.
– Что такое Ыырбан?
– Не знаю. Те эльфы, с которыми я дело имел, по-другому работали. Знаешь, мне кажется, лучше нам немного отойти…
– Ыырбан! – уже дико завопил Энлиль.
Он спрыгнул с берега, зашел в ручей до коленок, вода вокруг него принялась закручиваться и вытягиваться в воздух, будто ее засасывало мощным пылесосом. Образовывалась воронка, только не обычная, а перевернутая, конусом вверх.
– Лягушки… – Лара с опаской прикрыла голову.
Воронка вытягивалась и вытягивалась, и вокруг ее верхушки уже вертелись какие-то предметы смутных очертаний, но на плотницкие инструменты вполне похожие.
– Ах ты, блин! – закричал Ляжка. – Это не лягушки! Бежим!
И дернул в кустарник.