Снежный барс (СИ)

Должен. Ага. Вот только не совсем помню по вполне понятным причинам. Ну да ничего, выясню с течением времени, благо оно пока ещё есть. Сколько? На самом деле не так уж и много по причине того, что пятая и последняя ступень в академии длилась не год, а всего лишь половину. Хм, повеяло родным универом, в котором также последний курс был урезанным и оканчивался в декабре защитой диплома. Тут, как оказалось, та же картина. Более того, сейчас у нас был не сентябрь, а середина октября. Получалось, что до итогового испытания оставалось всего два с небольшим месяца. Скромный, однако, временной промежуток.

Октябрь месяц, декабрь… Стоило ли удивляться тому, что за много световых лет от родной Солнечной системы использовались знакомые мне понятия? Вовсе нет, ведь человечество постаралось по возможности сохранить привычные термины и представления о мире вокруг. Отсюда и названия месяцев и прочее. Разве что на каждой планете, в каждой системе эти самые месяцы имели разное число дней, пусть и относительно равномерно распределённое, чтоб уж окончательно не рвать шаблоны. Где-то получалось, где-то не слишком, но в целом ситуация складывалась вполне себе благолепная. Здесь, к примеру, в каждом месяце было по тридцать два дня, а в феврале аж тридцать три. Ну и в сутках двадцать один час и пятнадцать минут сверху. Могло показаться малость диковатым на первый взгляд, но… легкие неудобства стоили того, чтобы обеспечить общую стандартизацию. Вот, разве что часы со стрелками по понятной причине вышли из употребления, но это было совсем уж незначительным фактором.

Клуб не для всех. На входе был не то что фейс-контроль, а более тонкая система. Пропускались либо знакомые охране физиономии, либо обладатели знаков различия вроде жетонов Академии, офицерских знаков и тому подобных, а остальные… Тут или по предварительному бронированию столиков, либо если случилась внезапная нехватка клиентов. Как ни крути, но «Старый солдат» был своего рода местом для отдыха определённого контингента. Чужие тут… не слишком воспринимались. Если, конечно, ими не являлись молодые и красивые девушки, коих много никогда не бывает

Красота и стиль. Особо «громких» номеров на сцене пока не исполняли, а кружившиеся в завораживающем танце под приятную музыку три девушки в экзотических — для меня, а не донорской памяти — одеяниях настраивали на подобающий лад. Настоящее веселье должно было начаться несколько позже, этак через час. Пока же… Стоило осмотреться, выцепить взглядом знакомых и в то же время незнакомых личностей. Ну да, большая часть присутствующих как раз с пятой ступени, хотя и младшие попадаются. Ага, а вот и староста ступени, Мигель Панкратц. Мрачный весь, цедит напиток из высокого стакана, смотря то на сцену, то себе под ноги. Причины? Вполне себе весомые, потому как оказаться двадцать шестым — это, доложу я вам, для него было тем ещё ударом. Добавим тридцать девятое место его заместителя, засранца по фамилии Сальвини, в результате чего получим один оч-чень интересный вывод. Печальный для самого старосты, его зама, а также, пусть и в меньшей степени, для куратора нашей ступени, коммандера Яноша Штерна.

В чём проблема куратора? Да в том, что староста и его заместитель на каждой из ступеней должны были являться одними из лучших, этакими лидерами. В обязанности же куратора входило отслеживать это и, при необходимости, осуществлять замены. В конкретном же случае получилось несколько иначе. Обычные дисциплины, индивидуальное мастерство пилотов — это, насколько я помнил, у Панкратца и Сальвини было на уровне не самом лучшем, но приемлемом. Зато способность командовать и грамотно оценивать ситуацию в обстановке, приближенной к реальной… тут провал, да с оглушительным треском. А чья вина в не осуществлённой вовремя замене? Правильно, куратора курса. Так что получит Штерн по шапке, а значит дурное настроение куратору обеспечено. Срываться на кадетов себе дороже, посему никаких явных неприятностей ожидать не следует. Вот насчёт косвенных… тут есть над чем подумать.

— Меньше в облаках витай! — вывел меня из той самой задумчивости веер Саманты, не сильно, но ощутимо треснувший по спине. — Столик наш вот, мы тоже здесь. А значит что?

— Меню тоже здесь, — охотно подсказал Свирский, уже активировавший голографическое представление оного. — Эх, разойдись моя фантазия, да во всю ширину и глубину чужого кошелька. Ибо сколько бы ни было на счёте кредитов, а всегда мало покажется!