Я выхожу из коридора и вижу нечто настолько неожиданное, что на мгновение даже лишаюсь дара речи. Моему взору открывается огромная, похожая на колодец пещера, отгороженная по кругу толстой стеклянной стеной до самого потолка. А внутри этого стеклянного колодца десятки людей крутят ступальные колеса.
– Боже, что это?!
Представшая картина очень напоминает нашу электростанцию, где я проработала целых десять месяцев после окончания школы, но все же есть и значительные отличия. Наши колеса располагались с четырех сторон от генератора, здесь же они поставлены вертикально на разных уровнях, словно башня высотой этажей в пять. Да и выглядят колеса по-другому – это скорее шестеренки. Они разных размеров, но подогнаны идеально, так что зубцы соседних колес сцепляются и вся эта махина вращается в унисон, словно единый механизм.
Конструкция за толстым стеклом похожа то ли на гигантский часовой механизм, то ли на огромный городской аквариум, который я видела по телевизору. Только вместо морских обитателей внутри люди в тюремных робах.
Теперь я отчетливо слышу гул от вала генератора.
– Что это – еще одна тюрьма?
В Сноуболе есть место, куда отправляют преступников. Однако сначала суд должен вынести обвинительный вердикт. Чо Мирю тоже когда-то была подозреваемой по делу об убийствах, тем не менее полиция так и не обнаружила веских доказательств ее вины. В Сноуболе повсюду установлено бессчетное количество видеокамер, но только режиссеры имеют доступ к записям. Обычных камер наблюдения тут нет, и, чтобы найти преступника, местным полицейским приходится искать вещественные доказательства вроде пятен крови на одежде.
Актерам, оставившим на месте преступления улики или свидетелей, выносят приговор и отправляют их в тюрьму. Тюрьма в Сноуболе выглядит так же, как наши электростанции. Разве что условия для заключенных там гораздо жестче, чем у нас, и, как и все в Сноуболе, преступники не могут скрыться от объектива. Сериал, который снимают в тюремных стенах, год от года не теряет популярности. А чтобы однообразный интерьер не надоел телезрителям, время от времени камеры оформляют по-новому.
Я долблю кулаком по твердому стеклу.
– Пожалуйста, откройте дверь!
Стекло такое холодное, что обжигает руку. Могла ли я подумать, что однажды так страстно захочу попасть в тюрьму?
Шестеренки стеклянной башни продолжают слаженно вращаться, а заключенные на всех уровнях механизма продолжают бежать в своих колесах. Я смотрю то на одного, то на другого в надежде, что кто-нибудь меня заметит, и встречаюсь взглядом с мужчиной, у которого под правым глазом набита маленькая татуировка в форме сердца. Вернее, это я смотрю ему в глаза, в то время как он уставился в никуда замутненным взглядом.
– Эй, вы! – кричу я ему в лицо. – Вы что, меня не видите?
Я рискую сорвать голос, но никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Я мечусь вдоль стеклянной стены этого аквариума, не переставая кричать:
– Умоляю, впустите меня!
Я обегаю стеклянную крепость вокруг, но нигде не вижу двери, через которую можно было бы попасть внутрь. Похоже, вход находится где-то в другом месте.
– Прошу вас, спасите меня!
Холод здесь такой, что кажется, даже глаза покрылись льдом. Я непрестанно двигаюсь, боясь, что если остановлюсь, то тут же замерзну до смерти, но это ничего не меняет: люди за стеклом по-прежнему меня не замечают. С каждым новым вдохом в груди становится все холодней.
Если я сейчас умру, каким окажется конец истории Хэри для зрителей? Может быть, им скажут, что она пропала без вести во время рождественской вечеринки? В доме семейства Ли Бон нет камер, так что история выйдет по-настоящему мистическая. У госпожи Ча пропадет необходимость рассказывать о произошедшем самоубийстве, так что ее план сработает как минимум наполовину.
Вот только не знаю, что лучше, совершить самоубийство или пропасть без вести.
Я вспоминаю, как везла Чо Мирю на санях до электростанции. В тот момент мне тоже казалось, что проще всего сдаться. Эта мысль немного отрезвляет. Нельзя сдаваться! Ведь меня ждут мама, бабушка и Онги. Мамочка… При мысли о маме на глазах сами собой наворачиваются слезы. Я живо представляю, как мое зареванное лицо обрастает ледяной коркой, и чувствую, что меня сейчас стошнит.
Что ж, раз я не могу попасть в эту проклятую тюрьму, надо попробовать вернуться в особняк.
– Аха-а-а… аха-а-а…
Тяжело дыша, я пробираюсь обратно по темному коридору и в самом его конце замечаю огромное зеркало. За зеркалом, которое выше меня в два раза, только твердая кирпичная стена.
В других обстоятельствах я, наверное, остановилась бы в нерешительности, но сейчас без малейших колебаний тяну руку к стеклянной поверхности. Пальцы легко проходят насквозь, и я без лишних раздумий шагаю внутрь. На этот раз крепко зажмуриваюсь: хорошо, если удастся вернуться в темный коридор, а что, если окажусь в каком-нибудь месте похуже?
Внезапно кожу обжигает горячим воздухом. Вокруг все залито ярким светом. Я в туалете, расположенном рядом с чайной комнатой, в которой побывала до начала бала.
– Я жива!