Снежный шар

– Так кто, ты говоришь, всего добился? – Улыбка неожиданно сползает с ее губ. – Вот она – я! Это только моя заслуга! – Она бьет себя кулаком в грудь, и в голосе слышится досада. – Если бы не я, ее бы не было. Если бы не мой дедушка, Ко Мэрён уже давно пришлось бы покинуть Сноубол, а Хэри могла бы вообще не появиться на свет! Ни один актер не добьется всеобщей любви, если ему не повезет встретить толкового режиссера.

Госпожа Ча говорит об этом как о чем-то очевидном, вроде того, что зимой температура за пределами Сноубола опускается до сорока с лишним градусов ниже нуля. В глубине души я с ней согласна. Помню, в школе, когда всему классу задавали прочесть одну и ту же книжку, каждый считал важным что-то свое, и от этого сильно зависела трактовка сюжета.

– Я сделала все, на что способна, чтобы подарить своей актрисе право навсегда остаться в Сноуболе. Как ты думаешь, каково было мне, когда в одно прекрасное утро ее вдруг не стало?

Я могу себе представить, что чувствовала госпожа Ча Соль, но мне нечего ей сказать.

– Вы с ней похожи. Я достала ей звезду с неба, а она только жаловалась, что звезда жжет ей руку. Она выбрала смерть, живя в сытости, захлебнулась, не выдержав столько счастья. Так что перестань зря себя терзать.

Ча Соль пристально смотрит мне в глаза. Кажется, она пытается понять, насколько тверда моя уверенность в своей правоте. Тем временем уверенность моя дрожит под тяжестью ее доводов. Но все же есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя:

– Разве так бывает, что человек решается умереть, не выдержав доставшегося ему счастья?

Такого не увидишь даже в сериалах, которые снимают в Сноуболе.

– Знаешь, почему сериал с Купером Рафалли был таким популярным?

В ответ я лишь робко качаю головой. Я понимаю, к чему она клонит, но не хочу говорить об этом.

– Он пять лет подряд одерживал победу на главном чемпионате по биатлону, он добился такого успеха, о котором другие могли только мечтать, но при этом оставался глубоко несчастным. Ему не давало покоя чувство вины за убийства, которые ему приходилось совершать. И он будил в людях сочувствие. Даже на вершине успеха он находил повод для тревоги и сомнений. И зрители видели в нем себя. – Ча Соль указывает рукой на меня. – Он, как и ты, получив шанс прожить жизнь всем на зависть, мучился пустыми переживаниями и все время искал повод оставаться несчастным, и сколько бы его ни убеждали перестать терзать себя, толку было мало.

На лице госпожи Ча появляется горькая усмешка. Моя душа полна смятения, и я не нахожусь что ей ответить. Она же, удобно откинувшись на спинку стула, смотрит на меня с довольной улыбкой.

– Что-то я заболталась, у тебя вон и каша остыла.

– Ничего страшного.

– Тогда давай ешь и пей свои таблетки. Сейчас самое главное, чтобы ты скорее поправилась.

Я заставляю себя положить в рот ложку каши.

– Пока полностью не заживут твои раны на лице, Ко Санхи будет сама наносить тебе макияж. И помни, без косметики тебе нельзя показываться перед другими членами семьи.

– А как же камеры? Ничего страшного, что на записях я буду без макияжа?

– Эти записи не войдут в сериал.

– А что, если другие режиссеры увидят эти кадры?

– С каких это пор Хэри так интересуется работой режиссера?

Я тут же замолкаю. Это Чобам хочет стать режиссером, Хэри не стала бы задавать таких вопросов.

Госпожа Ча Соль дает мне розовую баночку.

– Этот крем назначил доктор. Обязательно наноси его утром и вечером после умывания. Пройдет два-три дня, и от ран не останется и следа, – говорит она, глядя на меня с легкой ухмылкой.

Ребенок, который вечно ищет несчастья

Он, как и ты, получив шанс прожить жизнь всем на зависть, мучился пустыми переживаниями и все время искал повод оставаться несчастным, и сколько бы его ни убеждали перестать терзать себя, толку было мало.

Я вспоминаю слова госпожи Ча Соль, рассеянно глядя на проплывающий за окном пейзаж. На душе у меня тяжело, но даже это не мешает погрузиться в рождественскую атмосферу, которую создают в Сноуболе всевозможные украшения.

Может быть, Хэри устала от этого места точно так же, как мне опротивела наша деревня? Сноубол можно покинуть, когда тебе исполнится восемнадцать, но вряд ли Хэри, которая жила здесь с рождения, согласилась бы остаток жизни провести на электростанции, собственными силами вырабатывая электричество. Это все равно что добровольно заточить себя в темницу. Мысль о том, что за пределами постылой реальности тебя ждет могила в форме ступального колеса, может сокрушить кого угодно.

Пока я пытаюсь разобраться в мотивах, которыми могла руководствоваться Хэри, такси останавливается напротив ее дома.

Таксистка волнуется оттого, что везет будущую ведущую новостей, и, принимая плату за проезд, смущенно произносит:

– Желаю хорошего дня, мисс Хэри!