Тем временем «Эвита» под пристальным взглядом линейного продюсера Роберта Боба Своша уверенно и довольно величественно пробивалась к сцене. Роберт не хотел рисковать своими деньгами, поэтому спонсировали шоу сторонние инвесторы и радиостанция Capital Radio. Дэвид Ланд посоветовал мне не вкладывать собственные средства, сказав, что я получу хорошие роялти как автор, если шоу выстрелит. Мудрый совет, которому я должен был следовать и дальше в своей карьере. Единственным свободным был театр принца Эдуарда. Едва ли это был наш приоритетный вариант. Он спрятан за театром «Палас», и в нем никогда не шли успешные постановки. Многие годы он назывался Лондон-Казино и был домом Синерамы, своего рода ранней версией Аймэкс. Звание театра вернулось, когда Синерама устарела и показала две совершенно провальных картины. Халу, впрочем, понравилась эта связь театра с кино, поскольку в нашей первой сцене тоже было такое сочетание. Он считал, что мы сможем привести уродливый зрительный зал 1920-х годов в надлежащий вид, если задрапируем сцену по краям огромными плакатами в стиле латиноамериканского художника Фернандо Ботеро.
Ввиду изречения Хала о решающей роли художественного оформления постановки, мне не терпелось узнать, кого он пригласил в качестве декоратора. Его выбор пал на Тима О’Брайена и Тазину Ферт, и они оправдали его ожидания. Тим участвовал во многих постановках Королевской шекспировской компании и прекрасно понимал концепцию Хала.
Она представляла собой то, что до сих пор иногда называют «сценой-коробкой», в которой минималистические декорации, как, например, рама с вращающимися дверьми в «Goodnight and Thank You», приводятся в действие на черном фоне – в стиле Брехта. Шоу начинается с того, что зрители на сцене смотрят на огромный киноэкран, показывающий фильм о реальной Эве. После объявления о ее смерти, экран поднимается над сценой так, что во время шоу слайды и видео сопровождают действие внизу. Единственной большой декорацией была двухэтажная платформа, которая двигалась вверх-вниз и среди прочего служила балконом Каса Росада. Все декорации были монохромными, как и черно-белый фильм в начале шоу. Цветными были только костюмы и огромные плакаты по обе стороны сцены.КАЗАЛОСЬ, ЧТО все актрисы мюзиклов Британии и некоторых других стран, решили поучаствовать в кастинге. Однако была одна, о которой я хотела бы не вспоминать. Мой отец повернулся на не самой стройной обладательнице поставленного меццо-сопрано по имени Жюстин. Несмотря на то что нам нужна была миниатюрная актриса с твердым, слегка роковым грудным голосом, отец боролся за Жюстин до последнего. Что еще хуже, он решил непременно аккомпанировать ей на прослушивании. Я хотел пропустить это зрелище. К сожалению, остальная часть команды – включая Дэвида Ланда, который никогда даже близко не приближался к прослушиваниям, если, конечно, в них не участвовала знаменитость – решила, что это конкретное выступление стоит того, чтобы на него прийти. То, что произошло, должно остаться за пределами этой книги.
В конце концов мы выбрали трех Эвит: Верити Энн Мелдрам, Элейн Пейдж и актрису, чье имя я уже не помню. Хал никак не мог выбрать между ними. Как и я, он боялся, что восемь выступлений в неделю окажутся слишком большой нагрузкой для исполнительницы. Так что он придумал следующую концепцию. Все три девушки будут каждую ночь играть Эвиту. Нас с Райсом пригласили в студию Тима и Тазины, чтобы показать, как это будет работать. Здесь вы сможете насладиться редкой сценой нашего с Тимом полного единодушия. Мы сказали, что это совершенно противоречит нашей идее. Как, по их мнению, девушки будут решать, кому из них петь «Don’t Cry for Me»? Хал не оказал реального сопротивления. Так что мы уже в сотый раз вызвали наших трех претенденток на прослушивание.
Я склонялся к Элейн. Она была миниатюрной, дерзкой и сексуальной. Ее грудной голос звучал достаточно твердо, но она также могла звучать ласково и уязвимо. Короче говоря, она обладала всеми нужными качествами. Но я хотел быть вдвойне уверенным. После блестящего исполнения «Rainbow High» я попросил ее еще раз спеть «Don’t Cry for Me».
«Да черт подери!» – крикнула она, бросив на меня гневный взгляд. Мы поняли, что нашли ту самую отважную Эвиту.