Снисхождение. Том 3

– Да, – подтвердил северянин, которого положили на землю, прислонив к постаменту памятника.

– Скажу так – купцов здесь немало, но кривых среди них никто не вспомнил, – продолжил брат Мих. – Ни одного. Тут вообще телесный изъян у купца считается чем-то вроде неприличной болезни. Вроде ничего страшного, но доверия такому не будет, чистая публика к нему не пойдет. Таким только с бандитами работать и краденое скупать. Ну и контрабандой приторговывать.

– Вот, – икнув, подтвердил Флоси, даже не открывая глаз.

– Но и среди таких тоже нет одноглазых, – закончил чернец. – Точнее – никто ничего не вспомнил. Или не сказал. Тут народ вроде бы и радушный, но себе на уме, с посторонними откровенничать не будут.

– Да, мы такие, – подтвердил нищий, который, оказывается, прислушивался к нашему разговору. – Мы-то тут давно живем, а вы кто такие?

– Гости города, – ответил я с досадой.

– А кто вас звал в гости? – с неожиданной злостью спросил нищий, вытащил откуда-то пару костылей, ловко встал, опершись на них, и куда-то поковылял.

– Никто, – ответил ему спящий Флоси и почмокал губами.

– Э, Колченогий, ты куда? – груда тряпья, лежавшая неподалеку от того места, где мы стояли, оказалась свернувшимся в клубочек человеком. – А я?

– Ты себе сам деньги зарабатывай, – посоветовал ему Колченогий. – У меня на выпивку уже есть, а на двоих тут не хватит.

Услышав такой ответ, оставшийся близ нас нищий, несколько раз сказал: «Как же» и «Что же», а после заплакал. Если честно – это одновременно страшное и неловкое для постороннего человека зрелище, смотреть, как плачет взрослый мужчина. Есть в этом нечто противоестественное. Плачущая женщина – это не есть норма, но женские слезы, они, если можно так сказать, естественны. А иногда они бывают даже частью образа или последним аргументом в споре.

Плачущий же мужчина – это нечто противоречащее сложившимся стереотипам, это ломает шаблон.

– Опять голодный, – причитал нищий. – Опять трезвый. Мне страшно быть трезвым.

– Держите, – не выдержал Гунтер, подошел к бедолаге и протянул ему золотой. – Вот.

– Спасибо, добрый господин, – грязная до невозможности рука цапнула монету. – Спасибо! Вы не думайте, я не всегда побирушкой был. Просто мне страшно вечером думать о том, что завтра будет новый день. Лучше напиться.

Гунтер слушал его слова, кивая, а после наклонился к побирушке.

– А кем вы раньше были? – спросил он у него.

– Я был уважаемым человеком, – гордо заявил тот. – Да, уважаемым. У меня был дом, и дело, и сыновья.

Гунтер посмотрел на меня и, чуть скривившись, откинул сальные пряди волос с лица нищего.

Один глаз у собирателя милостыни был мутный и загноившийся, а второго и вовсе не было. На его месте красовался заросший рубец.

– Как тебя зовут, приятель? – немедленно спросил у него брат Мих.

– Томми, – скривил рот нищий. – Просто Томми.

– Здесь десять золотых, – я достал из сумки пригоршню монет. – Как тебя зовут на самом деле? Клянусь небом, я тебе не желаю никакого зла. Да и ради правды – может ли быть что-то хуже твоей теперешней участи?

Понятное дело, вряд ли здесь на весь город только один кривой. Но это игра, и прокачанная удача здесь много чего определяет. Не скажу, что я самый везучий сукин сын, но не без того.

– Гарри, так назвал меня отец, когда я родился, – сказал наконец нищий и протянул ко мне руку. – Гарри. Давай деньги.

Вами выполнено задание «Город у моря».

Награды за выполнение задания:

3000 опыта;

1000 золотых.

Нашел. Вот так, дуриком, нашел. А что дальше? Где продолжение квеста?

– А я слышал, ты купцом стал, – сказал я нищему, высыпая в его заскорузлую ладонь деньги. – Не похоже что-то.

– Был, – единственный глаз Кривого Гарри алчно сверкнул, он тискал в руках монеты, поочередно пробую каждую на зуб, кстати – единственный во рту. – С серебра ел золотой вилкой, в шелке ходил. Все было, да ничего не осталось.

– Как же так получилось? – я присел на корточки рядом с ним. – А?

Черт, как же он воняет. И еще кто-то имеет наглость наезжать на Флоси. Этого бы понюхали, поняли бы, что почем.

А задание не дают, значит, надо этого красавца дальше крутить, по максимуму.

– У тебя дети есть? – ощерив беззубый рот, спросил меня Гарри.

– Да вроде нет, – почесал затылок я. – Официальных. А так, может, и бегают где.

– И не заводи, – бывший купец начал рассовывать монеты по своим обноскам, каждую в отдельное место. – Никакой от них пользы, вред один. Вот у меня трое сыновей было – и что?

– Что? – вкрадчиво спросил я.

– Вот что, – ткнул себя в грудь Гарри. – Вот что, вот! Я нищий, побирушка! И все из-за них, этих паршивцев. Они все разрушили, всю мою жизнь, все мои мечты. Они украли у меня мою удачу.

– Удача – понятие широкое, – я сейчас точно понимал, что ощущает охотник, когда видит след зверя. – Ее невозможно украсть.

– Если только это не счастливый предмет, – из глаз Гарри снова потекли слезы. – Зачем я тогда показал им этот свиток, зачем?

Свиток. Вот оно, заветное слово. Рубль за сто, это то, что мне нужно.