Снохождение (СИ)

Здесь были: Ваалу-Айнэсваала — страшно нервничавшая по поводу послезавтрашнего Приятия (ни о чём другом она думать просто не могла) и не ведающая, где запропастилась Арасси; Ваалу-Холли — беременная, но неуклонно желающая пойти на Приятие именно в этом году, отчего удостаивалась пальца у виска (за спиной, конечно); Ваалу-Наталла — ничем не примечательная тихоня, которой когда-то пророчили бесславный провал на Совершеннолетии, а она на нём блеснула так, как никто из того года (а всё потому, что имела большой дар к чувству тела: жестам, позам, танцам); Ваалу-Сизая — чистой крови хустрианка, спокойная и приятная особа, в своё время всех обучавшая аашу (но никто не мог достичь её мастерства, ибо учиться надо с детства); Ваалу-Хейза — сплетница с вечно недовольным видом, известная тем, что несколько раз попадала в свиту амарах при посещении Императора, и чем безмерно гордилась (а ещё неплоха в фармации); Ваалу-Кара-Ушала — правильная и церемонная дисциплара, дочь помощника наместника провинции Тобриан, скучноватая, но неподлая и воспитанная (всё, что насчёт церемоний и ритуалов, кроме траурных — к ней); Ваалу-Маальсина — омерзительная особь, которую на дух не переносили почти все (самой большой тайной Сидны являлось не то, когда умерла основательница Ваалу-Ханэмаристе, а то, как Маальсина смогла отучиться все эти годы); Ваалу-Луана — дисциплара из Мствааша… нет, о Луане следует поведать подробнеё.

Ваалу-Луана представляла собою редкий образец дисциплары, что происходила из Мствааша. Самый бедный, забитый, обделённый регион Империи, постоянно терпящий бедствия от войн, неурядиц, криминала, контрабанды, коррупции, засилья дхааров и вечного отсутствия денег. Для чиновника направление в Мствааш означает почти ссылку; для воинов это означает безрадостные, серейшие будни; Ашаи-Китрах, что направляется туда на служение, должна приготовиться к любым трудностям. Наставниц, способных взять на себя взращение ученицы-найси, там крайне мало. Кроме того, почти все львицы из Мствааша в лучшем случае являются принятыми Сунгами, а поскольку дитя от связи принятой Сунги с чужаком, по прайдовому закону Империи, считается полукровной, то бишь не даёт врождённое право получить гражданство Империи, и дхааров и особ совершенно непонятного происхождения во Мствааше — полно, то чистую кровь, столь привечаемую в дисциплариях, оттуда взять крайне трудно; по большинству, все львы-львицы Мствааша являются полукровками, и прайдовый закон, столь строгий на остальных землях Империи, здесь почти не работает — на него там закрывают глаза. В Империи принимали всех мстваашцев, которые могли хоть несколькими словами описать собственное происхождение, за принятых Сунгов.

Казалось бы, у найси-полукровок из Мствааша почти нет шансов попасть в любой из дисциплариев, а тем более в такой оплот чистой крови, как Криммау-Аммау. Тем не менее, их можно встретить даже там, потому что существует тайный циркуляр от Регулата науки, искусств и веры, который, правда, носил рекомендательный характер — Регулаты ничего не могут приказывать дисциплариям. В нём выражалась просьба принимать некоторое число учениц, что происходят из Мствааша, потому что Империя должна быть единой и тому подобное.

Луана, наряду с Миланэ, Шасной, и ещё двумя, была из тех дисциплар их года, которым по-настоящему пришлось поглядеть на Восток. И если Миланэ скрывала, что была на Востоке, и многие даже не знали об этом, а Шасна была этим известна на весь дисципларий, то Луана относилась к этому очень равнодушно; она не питала иллюзий и знала, что уедет туда сразу после Приятия. Вообще, Луана собою представляла идеальный усредненный образ Ашаи-Китрах. Она делала, говорила и двигалась так, словно сошла с некоей картины, которую рисовали все Сунги и Ашаи на протяжении веков. Все её убеждения сливались с верой Сунгов и общими взглядами сестринства; честность её стала притчей; она позволяла себе вольности лишь в тех границах, в которых находился образ правильной Ашаи; она никогда не ленилась и редко предавалась праздности; даже отношения со львами завязывала по правилам; она даже не всплакнула на сожжении своего мертворожденного дитяти, ибо на траурных церемониях Ашаи-Китрах не одобряется плакать; на неё всегда можно было положиться.

— Прохожу Приятие в один день с тобой, — Луана подсела к Миланэ.

— Я рада, сестра, — ответила Миланэ. — Удачи нам.

Луана развела руками, словно хотела что-то сказать, но не решалась.

— Хорошо, что ты не уедешь на Восток.

— Спасибо, — ответ получился с заминкой.

Она вертела в руках маленькую шкатулку, то открывая, то закрывая её. Зачем она понадобилась ей здесь, в беседке сада — непонятно.

— Всегда вот что хотела сказать, Милани, — тихо заговорила Луана, приклонившись. — Ты одна из самых лучших. Я рада, что училась эти годы с тобой.

— Луани, и я рада, что…

— За нас, — Луана схватилась за серебряный кубок с вином, который прежде поставила на перила.

— За нас.

Вернувшись домой, Миланэ вдруг заметила письмо на пороге дома.