Снохождение (СИ)

— Арасси тогда была с тобой? — удивилась Леенайни.

— Да. Она не хотела ехать. Она считала всё вздором.

«Как же всё валится из рук», — подумала амарах. После ночного визита Арасси она решила, что как нельзя лучше будет взять в Тайнодействующие именно её, а не Миланэ; амарах тогда поняла, что с дочерью Андарии будет всё сложно, а вот с Арасси, бесконечно преданной и покорной, как раз всё будет легко. Да, у неё нет патрона-сенатора. Но и нет этой чудовищной упёртости. Кроме того, Арасси — ключ к Миланэ. Влияние через ближайшую подругу иногда мощнее прямого. И теперь Арасси посмела погибнуть на Приятии! Вероломно! Никого не предупредив! Не рассказав о своих проблемах, затруднениях, возможных рисках!

Ваал, хоть на кого-то можно положиться или нет?!

— С тобой вот что случилось, Миланэ. Это было испытанием, — строго кивнула амарах.

— Признаюсь: нелёгким испытанием.

— Оно даётся избранным, только самые верные ученицы проходят его. Сама понимаешь — твоих проступков недостаточно, чтобы изгнать из сестринства, хотя не могу сказать, что поощряю их. Но, давай откровенно, они — чепуха; они были только предлогом. И если бы ты решила разоблачиться, то я бы в последний момент помиловала тебя. Но тогда этого разговора, Миланэ, у нас бы не состоялось.

— Кто решил, что мне стоит дать такое испытание?

Чрезвычайно неудобный, неожиданный вопрос. Леенайни не ждала, что Миланэ осмелится его задать; вообще, тон их разговора с самого начала обрёл необычные черты. Миланэ говорила прямо и открыто, глядя прямо в глаза, Леенайни с неприятным чувством в душе понимала, что такая Ашаи имеет на это право. Неустрашимая, такая глядит в тебя, тогда кем бы ты ни была — хоть самой амарах — не сможешь ответить так, как она тебе.

— Я.

— Но зачем, моя амарах?

— Я хотела знать, истинно ли то, что ты не видишь себя вне нашего сестринства. И ты поступками доказала, что это так. Издревле амарах испытывала самых способных, самых сильных, самых верных учениц. Зачем? Затем, чтобы знать, на кого она может положиться всегда и везде. Затем, чтобы знать, кому она может предложить большее. Чтобы знать, кто лучшая из лучших.

Миланэ молчала.

— Предлагаю тебе, Миланэ, стать Тайнодействующей, — торжественно сказала Ваалу-Леенайни.

Эта привычка хранить многозначительное, звенящее молчание, когда она говорила, или вернее, холодная и как бы строгая сторона сего опасного молчания наводила на Леенайни невероятное раздражение. Вроде как и ничего раздражаться: когда кто-то молвил, другому надо молчать.

— Пожалуй, я не осмелюсь принять такую честь, — пошевелила ухом Миланэ.

«Она даже не спросила, что это и почему!», — впилась Леенайни когтем в диван.

— Но почему?

— У меня есть патрон, сестринство Марны. Думаю, не смогу уделять этому должного внимания.

— Каждая из нас имеет своё служение. Гляди, я — амарах дисциплария. Сама понимаешь, сколько у меня дел. Тем не менее, я — Тайнодействующая. Нам нужны такие, как ты.

— Мне сложно составить определённое мнение. Тем более сейчас, когда у меня не стало… её не стало.

— Согласна. Я немного поторопилась с этим разговором, — отступила амарах. — Поговорим послезавтра, когда отойдёшь от смерти подруги.

— Я не отойду от этого за два дня. Я хочу её видеть.

— Ашаи должна быть сильной.

— Знаю.

И Леенайни поняла, что Миланэ действительно знает это.

— Справедливо спросить: кто такие Тайнодействующие? — наконец-то поинтересовалась новоявленная сестра Ашаи-Китрах.

— Мы — преданные вере сёстры, что помогают друг другу во всём. Мы сражаемся за то, чтобы Ашаи имели большее влияние в нашем обществе. Чтобы те, кто держит светскую власть, прислушивались к голосу сестринства.

— Не могу пожаловаться, что Ашаи-Китрах имеют маленькое влияние средь Сунгов.

— Влияния никогда не бывает много, не так ли?

Миланэ качала головой, вдруг осознав: здесь вот она сидит, беседует о влиянии сестринства и прочей бессмыслице, а Арасси уже нет; здесь она ведёт беседы, а Арасси уже никогда не будет.

— Да. Никогда, — смотрела, невзирая, что слёзы с её щек уже капали на грудь.

Леенайни обнаружила, что боится Миланэ. Да что там говорить, первые опасения появились ещё тогда, когда она глядела на её светотип в личном деле. Как с такой иметь дело? Чем прижать, например? Испугать? На том-то всё общение строится. Кто кого. А что тут? Говорят, когда не ощущаешь страха, то это — болезнь. Наверное, что-то такое есть у неё. Безрассудна.

«Ваал мой, как всё невпопад! Арасси умерла, эта — сумасшедшая! — взяла и пошла на верную смерть, и как теперь с ней вести беседу-то? Зачем я её приглашаю к нам?.. Разве смогу с ней совладать? А что мне остаётся? Она рано или поздно задалась бы вопросом: зачем её посылали на смерть. Так пусть знает с самого начала».

«Кровь моя», — думала Миланэ, — «сколько ужаса я натерпелась, и всё потому, что кое-кому пришло в голову проверить мою верность вере. Верность, которой нет. Ведь нету Ваала — я знаю! Тогда… тогда почему я всё равно решила остаться Ашаи-Китрах?.. Страх ел меня, он сжирал заживо. Никто не поймёт цены, которую я заплатила за то, чтобы остаться тою, кем есть…»