Снова с тобой

— Передай ей привет, — попросила Триш, когда Мэри уже направилась к двери.

«Ей нужна более существенная поддержка», — думала Мэри, шагая по тротуару. Ноэль умело скрывала чувства, но каждая встреча с Эммой становилась для нее новым ударом. Хуже всего было бесконечное ожидание без какой-либо надежды на благоприятный исход. Роберт продолжал затягивать время, а Мэри и Чарли не удавалось обнаружить ни единой новой улики против него.

К примеру, эти розы на могиле Коринны — что они означают? Ноэль полагала, что они как-то связаны с неродившимся ребенком Коринны.

— Гертруда совсем не такая, как ты, — заявила Ноэль матери в тот день на кладбище. — Для нее главное — быть женой и матерью. — Они сидели на каменной скамье возле клумбы, цветы на которой давно увяли. Ноэль не хотела обидеть мать, но Мэри болезненно поморщилась. — Она мечтала иметь много внуков. Видела бы ты альбом с фотографиями Эммы! Он такой тяжелый, что под ним трещит стеклянный журнальный столик. Если Гертруда знала, что Коринна ждала ребенка от Роберта…

— Она сразу восприняла его как родного?

— Вот именно.

— Но ведь с тех пор прошло тридцать лет!

— Да, она так постоянна. С виду не скажешь, но под ее ледяной маской прячется ранимая и сентиментальная душа. Каждый год в годовщину нашей свадьбы Гертруда посылала нам букет — точную копию моего свадебного букета.

— Должно быть, она часто бывает у флориста, — сухо заметила Мэри.

— Теперь-то ты понимаешь? Наверное, заказывая букет на могилу Бака, она решила: «Убью-ка я одним выстрелом двух зайцев», — заключила Ноэль.

— Звучит скорее практично, чем сентиментально.

Если Гертруда до сих пор оплакивает неродившегося внука, подумала Мэри, значит, она или чувствует за собой вину, или в этом деле существуют другие, неизвестные им обстоятельства.

Вечером, ровно в половине восьмого, Мэри вошла в унитарную церковь Апостолов и обнаружила, что помещение заполнено до отказа. Преподобный Джо Уилкокс, невысокий полный мужчина с вьющимися седыми волосами и заразительной улыбкой, обнажающей щелочку между передними зубами, дружески поприветствовал Мэри у двери.

— Я узнал бы вас где угодно. Вы точь-в-точь такая, как описывала вас Триш, — заявил он, пожимая руку Мэри и поблескивая глазами.

— Надеюсь, это был комплимент. — Мэри смущенно засмеялась.

— Вы в этом сомневаетесь? — Преподобный Джо склонил голову набок и впился в Мэри испытующим взглядом. — А послушать вашу сестру, так только по вашей воле восходит и заходит солнце.

Мэри усмехнулась:

— Лично я не так высоко ценю себя.

— Наверное, Триш восхищается вашим умением рисковать.

Мэри всмотрелась в лицо священника, понимая, что он не так прост.

— Я запомню это, — пообещала она, быстро пожала ему руку и прошла вперед, отыскивая свободное место.

Усевшись, она огляделась. Большинство лиц были незнакомы ей, но по крайней мере полдесятка горожан она узнала. С некоторыми она училась в школе, с тех пор их лица украсились мешками под глазами, двойными подбородками и морщинами. Располневшая Хэлен Хаггерти, бывшая заводила школьной команды поддержки и королева красоты школы, заметила Мэри и с улыбкой замахала ей рукой, но ее маленькие любопытные глазки остались холодными.

Справа от Мэри сидела Кара Таунсенд. В последние годы учебы в Лафайете их сблизили занятия биологией. Превратившись в мать семейства с крашеными хной волосами, плохими зубами и кашлем заядлой курильщицы, Кара тем не менее не утратила любви к животным. Вспоминая, как сокрушалась Кара, препарируя очередную лягушку, Мэри ничуть не удивилась ее замечанию:

— Сюзи, моя четырнадцатилетняя дочь, проплакала всю ночь после того, как прочла статьи в газете. Подумать только, сколько птенцов может погибнуть… — Кара осеклась и разразилась гулким кашлем, зажимая рот платком.

На стуле рядом с Карой едва умещалась Бетти Пинкертон, хозяйка булочной «Лакомства» на Фронт-стрит. Грузная женщина, которая могла бы служить ходячей рекламой своего товара, излучала добродушие и тепло.

— Ба, да это же Мэри Куинн! — воскликнула она. — Я слышала, что вы вернулись в город. Господи, а вы все такая же худенькая, как в детстве! Помню, как вы с сестрой по пути домой из школы заходили ко мне в булочную, чтобы полакомиться. — Бетти обмахивалась программкой, которые раздавали при входе, седые кудряшки трепетали над ее лбом.

Мэри улыбнулась воспоминаниям.

— До сих пор помню ваше сахарное печенье! Вы часто раздавали детям обломки.

— И до сих пор раздаю… правда, исподтишка. — Бетти закатила глаза. — Ох уж эти мне современные родители! Послушать их, так сахар — орудие антихриста!

Мэри подмигнула.

— Когда мне в следующий раз захочется согрешить, я зайду к вам.

От добродушного смеха подбородки Бетти задрожали, пышная грудь затряслась.

— Но ваша дочь не боится время от времени побаловать свою малышку печеньем, — заметила она, придвинулась ближе и прошептала: — Бедняжка! Я слышала, что с ней стряслось. Если я чем-нибудь могу помочь, обращайтесь без стеснения.

Ее слова растрогали Мэри.

— Спасибо, Бетти, обязательно.