Сновидец. Трилогия

Писателя привел в чувство сильнейший грохот. От испуга он попытался встать, но человек в военной форме ему не позволил, грубо уложив на пол машины. Военный УАЗик мчался по разбитой дороге. Прямо над головой Писателя стрекотал пулемет, установленный на станине. Пулеметчик навалился на оружие всем телом, стараясь прицелиться, но машину болтало слишком сильно. После каждой очереди слышалось недовольство, выражаемое в крайне нецензурной форме.

Всего в машине находилось пять человек, не считая Писателя.

– Сивый, твою дивизию! Ровней держи! – закричал пулеметчик.

– Садись и рули, раз такой умный! Эти черти всю дорогу разворотили! – отозвался водитель.

– А ты не ругай его, Кран. Мы же все равно не успеем, – встрял в разговор солдат, сидящий рядом с пулеметчиком.

– Цыц, Малой! Нам до перевала дотянуть, а там свои прикроют!

– Не дотянем… – солдат отстегнул рожок автомата. Тот был пуст, – у Слона такая же история, – парень, сидевший напротив Малого, печально кивнул.

Мотор ревел изо всех сил. Время от времени рядом с машиной что-то взрывалось, накрывая сидящих в ней людей землей и камнями.

– Кран! Кажись, с Лютым беда, – крикнул водитель, и машину здорово тряхнуло. Писатель понял, что он на войне. И вроде даже среди своих, но против кого война и как он оказался в этой машине, было неизвестно.

– Так и есть! Готов, Лютый! – парень по кличке Слон придерживал уже безжизненное тело, сидящее на переднем сидении.

– Аа-а, твою то ма-а-ать… – закричал водитель, и машину накрыло взрывной волной. Мощный хлопок оглушил Писателя, заставив его зажмуриться. На несколько секунд он перестал ощущать под собой холодный металл автомобиля. Горячее облако пыли окутало его, словно одеяло, не давая вдохнуть. Писатель не слышал грохота кувыркающегося УАЗа. Не слышал, как кричит раненый Слон. Впрочем, в тот момент Слон и сам себя не слышал. Он еще не знал, что лишился правой ноги. Ощущение ожога постепенно превращалось в нестерпимую острую боль. Пыль начала рассеиваться. Писатель обнаружил себя лежащим на боку. В ребра упирались острые камни, сверху лежала помятая дверь автомобиля. Он все видел и почти различал крик солдата, но не мог пошевелиться. Сколько не пытался, тело отказывалось подчиняться.

Метрах в двадцати догорал перевернутый УАЗик, скрывая под собой раздавленное тело Сивого. Прижавшись спиной к огромному камню, сидел истекающий кровью Слон, держа в бледнеющих руках автомат с пустым рожком. Чуть левее ворочался Кран. Его конечности были на месте, но при взрыве он ударился о пулемет, сильно разбив лицо. Рядом с ним находилось тело Лютого. Краем глаза Писатель заметил движение. Почти рядом с ним, за камнем, лицом вниз лежал Малой. Можно было подумать, что он мертв, если бы не периодические вздрагивания. Спустя несколько минут появились два джипа. Люди в масках осматривали место происшествия. Слона убили почти сразу, выстрелом в голову. На всякий случай выстрелили в Крана, затем в Лютого. Писатель ждал, что сейчас и он получит свою пулю, но солдаты его не видели. И только Малой дрожал все сильнее. На расстоянии вытянутой руки слева на земле покоился пулемет. Совсем неповрежденный взрывом, он был единственным оружием против палачей. Малой поднял заплаканное лицо. Взглянул на пулемет и на солдат, и слезы градом потекли по разодранным щекам. Встретившись взглядом с Писателем, Малой что-то прошептал распухшими губами, но тот ничего не понял. Он уже сам был готов подняться, подбежать к оружию, а там – будь что будет. Но тело. Тело отказывалось двигаться. Солдаты сделали несколько снимков и уехали, оставив после себя облако пыли. И, о чудо! Писатель почувствовал, что снова может двигаться. Скинув с себя искореженную дверь, он первым делом направился к Малому.

– Почему? Почему ты не стрелял? – он тряс Малого за грудки.

– Потому, что это сон! – ответил рыдающий парень. Писатель ослабил хватку. – Уже десять лет, в годовщину случившегося, мне снится один и тот же сон. И я ничего не могу изменить. Это сон – в реальности все было страшнее. Я взял этот чертов пулемет, но он не выстрелил. Меня схватили и взяли в плен. Целый год я терпел боль и унижения. Дважды пытался бежать, но меня снова ловили, и все повторялось. Даже самая извращенная фантазия не может нарисовать то, что со мной происходило. Больше всего на свете я жалею о том, что не умер вместе с ними. Однажды, уже во сне, я все-таки взял этот пулемет. Осечка. Палец нажимал на курок вновь и вновь, но выстрелов не было. Это был самый страшный сон. Пережив ужас дважды, я поклялся никогда больше не брать этот пулемет.

Белая полоса ракеты расчертила небо. За перевалом раздался взрыв. Два вертолета, свистя лопастями, пронеслись над головами Писателя и солдата.

– Наши, – грустно произнес Малой.

– Вовремя, – отозвался Писатель.

Сделав несколько заходов, вертолеты скрылись за горизонтом, оставив после себя черную полосу дыма. Он плыл над горными хребтами, развеваясь на ветру, словно пиратский флаг.