— В каком году вы заснули? — спросил Раджед.
— В год красного янтаря, — тут же отчеканил воришка, без зазрений совести крутя в руках подзорную трубу, будто ему другой заботы не нашлось в такой момент. Сарнибу же призадумался:
— Прошло почти сто лет, вы просто спали. И даже не менялись! Но и не окаменели.
— Это точно ключ! Это разгадка! — взволнованно твердил Олугд, распевая, точно священный гимн, одно имя: — Юмги! Это разгадка! Я узнаю, в чем дело. Инаи, отдохни, но потом пойдем вместе в библиотеку!
— Я пока пойду, — кратко попрощался Раджед, у которого в ушах звенело от обилия голосов.
Он одичал, почти забыв, когда среди шумных балов выделялся ярче остальных. Те времена отзывались смутными образами, как из прошлой жизни.
Он поразился, насколько непривычно и отчужденно показалось его присутствие посреди короткого праздника жизни. Впрочем, никто не давал гарантий, что этих несчастных людей не ждало неминуемое окаменение через пару дней, может, недель. В лучшем случае — пару лет. Ведь камень не ведал пощады…
========== 16. Искры света и прикосновения тьмы ==========
«Что ж, теперь я остался один на один с разросшимся льоратом Нармо на всем материке. Хитро он все обставил», — думал размеренно Раджед, когда прибыл в гнетущую тишину своей одинокой башни. Никто не топтал роскошных ковров, не крал мелкие предметы, не пачкал гобелены. Суета осталась где-то там, на другом материке вместе с единственными союзниками. Янтарный чародей намеренно самоустранился, чтобы не мешать, не нести странную печаль сомнений, которая навалилась на него после спасения Инаи. Что-то засело глубоко в подсознании.
Навязчиво мерцал далекий и бесконечно дорогой образ матери, все она шептала заветные слова, просила найти душу. Вот же! Вот он спас сначала Сарнибу, потом Олугда, теперь Инаи. И не ради какой-то особенной корысти. Но, похоже, душа Эйлиса покинула его навсегда, ушла в ничто, расколотая и черная, как убогие лачуги в деревнях ячеда.
Слепцы! Нет, не простой народ, а повелители мира, запершиеся на ледяных вершинах своих темниц-башен. И чем выше пьедестал, тем дольше падать, тем больше мыслей о смерти успеет пронестись в угасающем сознании под шум ветра. Впрочем, у этого мира еще оставалась надежда, где-то там, в малахитовой башне, Олугд воодушевленно твердил Инаи, как они вместе построят новый Эйлис. Два ребенка нескончаемой войны льоров, каменной чумы, заставшие в сознательном возрасте только умирание родины, но чистые сердцем, с прекрасной мечтой. Малахитовый льор, стареющий, усталый и брошенный любовью всей своей жизни, тем не менее, тоже сохранил доброту. Оказывалось, что в Эйлисе обитают еще неплохие люди. И был он… Раджед Икцинтус. Другой.
Янтарный льор пошатывался от усталости, вновь ненавидя Нармо и себя за то, что опять не успел на долю секунды. Вот насадить бы врага на все десять лезвий, как жука на иглу. Но нет, вечно в самый неподходящий момент открывался портал. Вновь продолжалась бесконечная борьба. А вместо боевого задора или ярости в душе воцарилась леденящая пустота, точно в ней не хватало важной детали, целого мозаичного панно, без которого совершенная картина выглядела бессмысленным хаосом.
Раджед оставил трость и запыленный камзол возле трона и, точно зачарованный неведомым зовом, двинулся к зеркалу. Он ни на что не надеялся, просто прильнул щекой и ладонями к ледяному стеклу, вслушиваясь в тихое колыхание ветра по ту сторону портала. Однако вскоре донеслись звуки другого мира. Далекий, но звонкий смех детей, гудки машин, голоса. Где-то там, очень близко и невыразимо далеко, жила она.
— София… — вздохнул Раджед, прикрывая глаза. — Мне так одиноко…
Только в разговорах с зеркалом он чувствовал себя рядом с людьми, вернее, безгранично важным ему человеком. Только она сумела бы отогнать тяжелую тень усталости и нелюдимости. Вся суета малахитовой башни скорее утомила, добавила новых сомнений. Почему он разрушитель Эйлиса? Когда возникли льоры? Зачем так давили и мучили ячед? Слишком много предположений. К тому же мучило предчувствие чего-то ужасного. Оно нависало черной паутиной, сочилось в воздухе тлетворной пылью, отлетавшей от бесполезного роскошного хлама. И только холодный немой прямоугольник зеркала светился успокоением и радостью. Впрочем, недостижимой.
И посреди бездны противоречий совершенно не к месту раздался насмешливый голос:
— Нет, ну что ты к ней прицепился? Были же симпатичные чародейки или другие дамочки. А тебе все мало что ли было?
Раджед обернулся и оскалился, готовясь атаковать. Ему почудился слишком уж знакомый издевательский тон Нармо. Впрочем, таким же он сам разговаривал с Софией, выставляя ее глупой девчонкой, нежелающей покориться воле великого правителя. Однако даже ячед Эйлиса доказывал, что обладает характером, свободой воли. Ничем не отличается от льоров!