Сны Эйлиса (СИ)

Илэни никак не выдала свое присутствие, словно образ самой гибели. По плечам ее струились распущенные черные волосы, застывшие глаза созерцали каждый миг то же, что и глаза стража: сотни мертвецов вставали для них четкими образами и выглядели более реальными, чем окружающие. Но Эльф каждый раз боролся с этими явлениями, Илэни же поддалась течению, вслушиваясь в отзвуки потерянных в линиях мира голосов ушедших навеки. Однако она не хранила память обо всех ушедших, а беспощадно использовала запретную силу. Ее сопровождала тьма, которая не позволила Сумеречному вовремя среагировать, почувствовать ее присутствие. Илэни с неуловимой быстротой оказалась за спиной у Сумеречного и обняла его без толики ласки, принося лишь пронизывающий холод.

— Мертвецы и могилы — вот моя вотчина, вот то, что делает мою силу неисчерпаемой, — проговорила она безразлично. — Моя тьма как катализатор твоей. Ох, Страж, ты мог бы стать нам неплохим союзником.

Эльф чувствовал пульсацию нараставшей вокруг черной воронки. Илэни тоже ее видела, а Нармо не считал нужным, только погрозив своей пассии:

— Илэни, я уже почти ревную!

Сумеречный застыл в губительных объятьях Илэни, которая обвила его не просто ледяными руками, но оплела дымными щупальцами тьмы. Черные топазы взывали к самым опасным уголкам мрачной души стража.

— Что вы… Что вы сделали?! — шептал Эльф, простирая руки к небу, уже целиком закрытому непроницаемым дегтем грозовых облаков.

— Ты же всезнающий, догадайся, — все насмехался Нармо, возле которого уже безмолвно стояла с надменным взглядом Илэни. Ее ловушка сработала: голоса мертвых хлынули в голову стража, они глядели вечным чувством вины. Убитые им, но большинство — просто не спасенные. Однажды его наделили силой, чтобы всех защищать, одарили обостренным чувством долга и состраданием, но тогда же обрушился запрет невмешательства. Из противоречий рождалась тьма.

— Дымчатые топазы — камни смерти. Я тоже слышу их, вечно слышу этот гул голосов! У нас похожие силы, не правда ли? Мы оба несем только смерть и разрушения. Разве нет? — проговорила Илэни, и Нармо не услышал, какой вселенской мукой исполнен ее голос, она ведь не выбирала свой талисман. Но все же она управляла силой, она сама решала, как направлять свою силу. Эльф никогда не сумел бы помочь чародейке, проклиная ее за содеянное:

— Ведьма! Смерть — это неизбежная часть жизни! Но ты превратила свой дар в проклятье!

— Ты тоже. Своим предательством света. Не это ли случилось две с половиной тысячи лет назад? А что ты сделал четыреста лет назад? Благо? О! Нармо все рассказал мне, — отозвалась торжествующе Илэни, под стать Нармо ядовито улыбаясь ярко-алыми губами.

— Скоро весь Эйлис будет знать. Все узнают, кроме Раджеда, который по-прежнему считает тебя своим другом. Какая ирония! — алчно возвещал яшмовый льор.

— Ты же знаешь, что если во мне проснется тьма, то я вас не пощажу! — Рука сама тянулась к мечу, но Сумеречный все еще сдерживал себя. Однако мрачная тень все отчетливее выползала из недр подсознания. Монстр рвался наружу, срывая последние цепи.

— Да. Ну вот и проверим вероятность всезнания и вседозволенности. У тебя ведь есть ограничения.

— Паук! Стервятник! — проорал в отчаянии Эльф, непроизвольно добавив еще пару крепких слов из разных языков. — Откуда ты столько узнал обо мне?

— О… Это было сложно! Но я наблюдательный, и использовал свое зеркало не только чтобы подглядывать за девицами. Кое-какие архивы семарглов все же находят. Здесь и там, в разных мирах. Я еще триста лет назад догадывался, что мне пригодятся эти знания. Достаточно просчитать верное стечение обстоятельств.

— И все же… Если сейчас пробудится тьма… откуда тебе знать, что я не уничтожу весь Эйлис? — сдавленно хрипел страж.

— Игра ва-банк, — признался Нармо. — Такие времена настали, выбора не особо много. Но мне нравится риск.

Однако слова тонули и обессмысливались, как и все мироздание. Уныние и безрезультатность всех попыток исправить всю жестокость вселенной кидали в бездну.

— Зачем спасать тех, кто не хочет быть спасенным? Каждый раз терпеть упреки без вины и оставаться виноватым, — шептала тьма устами Илэни, но губы женщины шевелились беззвучно, потому что в голове поднялся вой тысяч колоколов.

— Тьма! — возопил Сумеречный, закрывая лицо руками, заламывая локти к молчаливому небу. И раскинувшиеся черные крылья придавали ему пугающее сходство с плачущим ангелом тьмы.

— Вот и истинный ты! Мы разбудили тебя! Как Раджед однажды разбудил меня! — почти пела топазовая чародейка, срываясь то в шипение, то в вой.

— Вы… уничтожили… и себя… и меня, — дрожали неверные слова, зазвеневшие новым восклицанием: — И этот мир! Только вы!

— Вот еще одна великая ложь. Что ж, пора бы рассказать Раджеду, пусть хоть перед смертью узнает правду, — не ощущал настоящего страха Нармо.

Впрочем, чародей и его замыслы уже не интересовали, никто не интересовал, в голове только на разные лады застыл призыв под барабанный бой: «Убей! Убей! Убей! Убей всех! Нет! Не здесь! Здесь слишком мало! Мне мало семерых! В другой мир! Вперед! Убей!»