Сны Сципиона

Наши отцы-сенаторы были не так уж и глупы, во всяком случае, им хватило ума понять, что, отказавшись от битвы за Испанию, войну мы будем обречены проиграть. Из рудников в этих землях текла серебряная и золотая кровь, питавшая войну Ганнибала. Ею оплачивалась верность наемников, и нам надо было перерезать эти жилы. Сенат постановил отправить в Испанию новую армию. Не слишком большую, разумеется. И для этой армии не было в распоряжении сената подходящего командира. Как удалось мне разведать через друзей и знакомцев, прежде всего через Гая Лелия (мой друг оказался отличным дипломатом), никто не хотел выставлять кандидатуру на командование в Испании. К моим исканиям сенаторы отнеслись с недоумением — меня не отвергли, но и не поддержали, дав понять, что в столь спорном случае мне стоит обратиться напрямую к Народному собранию.

Все понимали, что полководец получит для войны солдат куда меньше потребного, а сражаться придется сразу с двумя или даже тремя военачальниками пунийцев разом. Местные племена встанут на нашу сторону только в том случае, если мы начнем побеждать, а если проиграем, они загрызут нас, как стая шакалов набрасывается на тяжело раненного льва. Задача была куда сложнее, чем здесь, в Италии. За Ибером у нас поначалу не будет союзников, и подкрепления тоже неоткуда будет взять, там нет родных, там только те, кто выжидает, чтобы ударить исподтишка. Земля там богата серебром, но бедна припасами, местные племена непокорны и воинственны. Большую армию там не прокормить, а малая не в силах удержать в повиновении дикий край.

Пример Клавдия Нерона, которому пришлось сидеть на берегу Ибера, лишь теряя своих людей, но не мешая пунийцам обделывать свои дела (и это считалось почти успехом!), охладил многие горячие головы. Так что в день выборов, как я и полагал, желающих получить назначение в Испанию не нашлось: благоразумны полагали, что ехать туда — либо просто потерять год, отбиваясь от врага, либо бесславно сложить голову, угодив в очередную ловушку. Угрюмое молчание повисло над Комициями. Собравшиеся боялись смотреть друг на друга и разглядывали в основном свои башмаки, почти у всех, кстати, изрядно поношенные. Каждый считал, что там, где проиграл Публий Сципион, выиграть уже не сможет никто. Наверное, они были правы. С одной лишь поправкой — там, где потерпел поражение Публий Сципион, только Публий Сципион и сможет победить.

Так что, поглядев по сторонам и обнаружив, что никто не рвется предлагать себя на опасную должность, я улыбнулся про себя, поднялся на трибунал и заявил, что прошу у Народного собрания проконсульскую власть и готов привести нашу армию к победе в Испании.

— Парень, а ты не слишком молод-то? Детей не назначают в проконсулы командовать армией! — крикнул мне какой-то человек лет сорока — и ткнул в мою сторону культей — правая рука у него было обрублена на уровне запястья — верно, он потерял ее вместе с мечом. Культя хранила безобразные следы ожогов — только так можно было остановить поток крови.

— Боги сказали мне, что я приведу Рим к победе, — ответил я калеке.

— А мне боги ничего такого не сообщили, — отозвался наглец.

— Так ты, видно, туговат на ухо, — ответил вдруг кто-то стоящий рядом с наглецом.

Это был Гай Лелий. Я едва заметно кивнул ему, благодаря за подмогу. Как в битве при Каннах, я вез его на коне, а он заслонял нас обоих щитом. И как всегда, Лелий не требовал за помощь никакой награды. Он просто считал, что боги вручили ему щит, чтобы оборонять меня. И он нёс его так всю свою жизнь. Во всяком случае, ту ее часть, пока мы были вместе.

— Это всего лишь юношеская похвальба, — заметил Фабий.

Этот человек возвел свою осмотрительность в абсолют и пользовался тем, что все попытки отступить от его тактики пока что заканчивались провалом.

— Я уступлю это место любому, кто превосходит меня годами и заслугами, — парировал я, будучи уверен, что сейчас в Комициях ни один человек не желает командовать армией в Иберии. — Наши отцы и старшие братья пали на поле под Каннами, пришел черед молодых спасать Город.

Как ни странно, я почти без труда получил эту должность — однако и армию мне снарядили из того, что осталось от нужд наших консулов — я получил 25 тысяч пехоты и тысячу конницы, — с такими силами войну не выигрывают.