Сны Сципиона

Спустя несколько лет стали ходить слухи (не без участия Фабиев, полагаю), будто бы сенаторы сговорились отдать мне испанское назначение и потому никто более не выставил кандидатуры на выборах. Меня разбирает смех, когда я слышу подобные рассказы — большинство в сенате всегда не любило наш род (а были и такие, кто открыто ненавидел). И если уж они могли о чем-то сговориться, то лишь о том, чтобы отправить меня на верную смерть. Однако это было глупо — губить со мной еще целую армию, пускай и не слишком большую. В те годы каждая центурия пехотинцев была на вес золота, не говоря о коннице, и я, принимая командование, очень хорошо это понимал. Так что они просто покорились Судьбе, не препятствуя моему избранию, но и не поощряя мою дерзость, втайне надеясь, что обстоятельства заставят меня действовать примерно так же, как это делал Клавдий Нерон весь прошедший год.

Но я не жаловался, большего Город и не мог дать для этой, как всем казалось, не самой важной экспедиции. Так что я стал собираться в путь. Лето кончалось, и в Испанию мы должны были прибыть только осенью — не самая лучшая пора для начала кампании. Воевать придется уже весной. Зато у меня будет время подготовить мои легионы к летней кампании. Гая Лелия я назначил командовать нашим флотом — 30 кораблей, на которые я погрузил своих солдат, и в самом конце лета[61] моя флотилия вышла из устья Тибра и взяла курс к испанским берегам. Со мной на войну отбывал мой брат Луций.

Несколько жарких ночей подряд перед отъездом я провел в объятиях Эмилии. Предстоящая разлука всегда усиливала нашу страсть. К тому же мой старший сын Публий рос бледным худеньким мальчиком, малоподвижным, занятым игрой во дворе с деревянными лошадками, вдали от других детей, беготни и драк. Если он падал, то начинал истерически плакать, служанки гладили его по голове, дули на жалкую ссадину, а я не мог представить малыша возмужавшим во главе наших легионов или на рострах, говорящим с бурлящей толпой. Мне нужен был другой наследник, и я надеялся, что супруга подарит мне его, пока я буду сражаться в Испании.

Так и вышло…

* * *

Мы прибыли в Тарракон без всяких приключений — на нас, казалось, никто не обращал внимания, даже Нептун позабыл послать сильный ветер или же бурю, попробовать божественным трезубцем паруса и борта наших жалких корабликов на прочность. На нас никто не нападал, качка была терпимой, и я, стоя у борта, воображал себя не командиром военного флота, а торговцем, везущим диковинные товары в дикий край. Высадившись в Эмпориях, я двинул основную часть армии по суше, тогда как флот под командованием Лелия отправился дальше. Без всяких приключений мы достигли Тарракона. У этого города нет гавани, но он удобно расположен на заливе, рейд и якорная стоянка компенсируют отсутствие укрытия.

Марций встретил меня настороженно — это я понял почти сразу. Он рассчитывал возглавить армию сам, полагая, что теперь у сената просто нет иного выхода, кроме как вручить командование опытному легату, после того как Нерон просидел здесь столько времени, не изменив ситуацию к лучшему ни на палец. Правда, Нерон ничего существенно не проиграл, но и не выиграл тоже. Марций ожидал подкреплений, но то, что вместе с подкреплениями прибудет новый главнокомандующий, причем почти что мальчишка, он представить не мог. Так что мне пришлось проявить немало изворотливости, чтобы, с одной стороны, польстить ему и превознести его заслуги, а с другой — показать, что командовать я буду сам и решения намерен принимать по своему усмотрению, а не выслушивать указания старины Марция.

Тарракон расположен к северу от реки Ибер. С давних пор здесь была основана греческая колония, что торговала с местными племенами, но городок не разрастался, он как будто замер на сотню-другую лет в недвижности, живя за счет порта, мелкой торговли с местными племенами и стараясь не напоминать о себе Карфагену. Однако я решил не оставаться на месте, а менять лагерь постоянно, одновременно обучая своих солдат маневрам, осматриваясь и потихоньку прибирая к рукам близлежащие земли. Во вспомогательные отряды я брал варваров с севера, которые рассчитывали не на подданство Рима, а на союз с ним.