Сны Сципиона

Наверное, я слишком полагался на свое великодушие, задаривая местных царьков и вождей, возвращая им заложников, требуя в ответ только клятв и не распределяя по их городкам гарнизонов и не беря новых заложников. Мне хотелось действовать иначе, нежели пунийцы. Мне мечталось, что местные народы станут нашими подлинными союзниками, а не склонят шеи по принуждению. Разумеется, они оставались лишь хитрыми варварами, которые видели в снисхождении слабость, а в великодушии глупость. Но что еще я мог предложить в условиях войны? У меня не было достаточно войск, чтобы поставить гарнизон в каждом значительном городе на этой земле. Брать в заложники детей и женщин? Но зачем? Если племена восстанут, что мне тогда предстоит — резать этих несчастных за измену мужчин или проявить слабость и не карать? Мне казалось, что великодушие должно куда сильнее привязать их к Риму, нежели угрозы, однако я ошибался. Едва их ушей достигли известия о моей болезни, а потом — о мнимой смерти, как Андобала и Мандоний, те, на кого я возлагал более всего надежд, кому вернул заложников и кому слал щедрые подарки, взбунтовались и первым делом стали грабить племена, что еще сохраняли верность Риму. Так что у меня не было особой возможности отдыхать и набираться сил в Новом Карфагене, и я двинул свою армию на варваров.

Расправиться с ними оказалось трудно, но не слишком. Они заняли неплохую позицию на холме, по всем меркам очень удобную, откуда выкурить их не представлялось никакой возможности. Я, в свою очередь, тоже разбил лагерь на холме, но по другую строну долины, и стал осматриваться. Узкая эта долина показалась мне отличной ловушкой для врагов — надо было только измыслить, как их туда заманить. И я не придумал ничего лучше, чем устроить приманку для варваров, как для диких зверей, приказав выгнать в долину часть нашего скота, что мы гнали за армией, чтобы в дороге резать и тем питаться. Перед таким искушением варвары устоять не смогли. Они кинулись за добычей и тут же были перебиты. Поражение оказалось не только чувствительным, но и унизительным. Иберы не смогли стерпеть столь досадную оплеуху и назавтра же вышли на битву там, где мне было нужно — я зажал их теснине и здесь почти всех перебил, спаслись только те, что остались стоять на холме вместе с вождями.

После разгрома Андобала и Мандоний снова запросили мира. И я их простил: у меня не было ни времени, ни охоты устраивать карательную экспедицию в глубь Иберии.

Скажете, а как же неизбежный гнев Рима, где кара, что настигает изменника?

Не волнуйтесь, она их настигнет. Рим умеет выжидать и готовиться к отмщению.

Осенью того же года царевич Масинисса встретился со мной. Мы долго с ним говорили, я обещал ему многое. И даже — поддержать против Сифака, если он сумеет отвоевать себе часть земель. Опасные разговоры: ведь с Сифаком у меня тоже был договор о союзе, кстати, составленный так, что не препятствовал моему союзу с Масиниссой. Однако я был уверен, что, узнай Сифак о наших переговорах, он бы пришел в ярость и не стал бы вникать в тонкости дипломатического языка.

Вскоре Масинисса открыто оставил союз с пунийцами и отправился в Африку в надежде вернуть себе владения отца. Магон, понимая, что ему не удержать Гадес, убрался оттуда морем, перед отплытием ограбив город.

* * *

Гай Лелий, как и обещал, приехал ближе к вечеру. Он постоянно навещает меня в моем уединении, рассказывает новости Рима. А их так много, очень странных и, возможно, значительных. Рим меняется. Какие-то три года тому назад Рим впервые устроил себе забаву, показав травлю африканских зверей в цирках. Зверей в Африке покупали для нас у загонщиков пунийцы и продавали нам за немалые деньги. И мы платили. Теперь эта забава стала повсеместной. Она так приглянулась толпе, что эдилы стали год от года тратить все больше и больше денег на подобные развлечения. Какими нищими кажутся те игры, что я устраивал тридцать лет назад!

Гай прибыл не верхом, как положено крепкому мужу, а в большой медлительной спальной повозке, в какой обычно путешествуют женщины или слабые и немощные. Когда откинулся полог повозки, я с тревогой ожидал увидеть человека изможденного, захваченного, как и я, в плен болезнью. Но вот Гай Лелий ступил на землю, и мне показалось, что мой друг нисколько не изменился, что он так же молод, так же крепок и так же румян, как и много лет назад. А вот я…

Мы с Гаем обнялись.

— А ты, смотрю-ка, сибарит. Путешествуешь в свое удовольствие.

— Зачем изнурять себя лишними трудами? — улыбнулся Гай. — Тем более если некуда спешить.

Мы отправились сначала в бани, потом в триклиний. В этот вечер обедали только вдвоем. Вернее, обедал Гай, я лишь пил настойку, что смешал для меня Диодокл по записям Филона.

— А ты бы не хотел отправиться в Рим? — вдруг спросил Гай.

— В Рим? Зачем?

— Посмотреть на Город.

Так вот зачем понадобилась эта повозка! Она предназначалась для меня. Гай приехал за мной, чтобы я мог проститься с Римом, который я возвеличил и который от меня отвернулся. У меня комок подкатил к горлу.

— У каждого должен быть шанс, — прошептал я.