Собачья работа

Глава 21

Остальное помню плохо. Как Коршун помогал снять шлем, ибо руки тряслись от волнения так, что пальцы никак не могли найти застежку. Как пан Вышонец громко объявлял победителя и заодно оглашал решение суда о том, что все обвинения с князя Витолда сняты, а погибшие сами виноваты, ибо пошли против божьих законов. И как меня под руки вели на помост, потому что ноги подкашивались от волнения. И как бледный, с подозрительно блестящими глазами Витолд, обнял меня и долго не отпускал. И как «орлы» просили подписать какие-то бумаги, а Коршун, ругаясь сквозь зубы, хватался за меч при каждом резком движении. Как уносили тела погибших и что-то у меня спрашивали – как выяснилось потом, доспехи и оружие побежденных забирал себе победитель, вот «орлы» и пожелали выяснить, не придется ли делиться дорогой броней с каким-то недощипанным «ястребом». По-моему, они были только рады, когда я отмахнулась со словами: «Делайте что хотите!» И как неожиданно выяснилось, что это еще не конец – оказывается, победителю надлежало провести на месте битвы еще несколько часов, до заката, на тот случай, если найдется мститель, готовый бросить вызов и заступиться за честь убитых. По глазам некоторых шляхтичей можно было прочесть жгучее желание надавать бабе по шее, но мой «оруженосец» не отходил от ристалища ни на шаг, а связываться с «ястребом», у всех на глазах заклевавшим «орла», дураков не нашлось. Кроме того, все видели, к чему привел порыв милсдаря Генриха Хаша, который вроде бы и мог вызвать меня на бой. И вызвал – и поплатился за это.

Единственным, от кого я приняла бы вызов, – то есть единственным, кто мог бы это сделать по обычаю, был пан Матиуш Пустополь. Как родственник Хашам, он не должен был оставаться в стороне. А как вероятный следующий князь Пустополь – тем более. Но вызова от него так и не последовало. Видимо, рука и сердце княжны Ярославы Клевеньской показались ему более желанными, чем восстановление справедливости.

Так что желающих скрестить со мной оружие я не дождалась. Но обычай есть обычай, и пришлось до самого заката прохаживаться по ристалищу на гудящих от усталости ногах, иногда присаживаясь на ступени помоста, чтобы отдохнуть. Четверка городских стражников делила со мной минуты ожидания – не для того, чтобы защитить от возможного гнева толпы, но для того, чтобы помешать удрать. Ни того, ни другого не произошло, и на закате за мной приехал Коршун, чтобы проводить в замок.

Не желая никого видеть, я закрылась в своей комнате. Ко мне стучали, окликали по имени – я слышала голоса Агнешки, Витолда, госпожи Мариши, дрожащий голос княгини Эльбеты, даже повелительный – матери Любаны. Они звали, приказывали, просто просили – мне было все равно. Я не отзывалась, лишь иногда огрызалась, посылая всех подальше. Хотелось побыть одной.

Я убила двух человек. Обоих – за дело. Обоих – исполняя свой долг, действуя согласно приказу. Я много раз убивала на войне и уже потеряла счет трупам. Да мы и никогда не говорили, у кого сколько врагов на счету – не до того было, чтобы еще и хвастаться: «У меня сегодня восемь!» – «А я убил одиннадцать! Отстаешь на три головы!» Война – не красивая сказка, но там было намного проще. Вот тут – наши, свои, а там – враги, чужие. Врагов надо убивать. Их некогда рассматривать, с ними не о чем разговаривать. Образ врага всегда жесток и беспощаден. Даже в бою некогда разглядывать того, кто пал от твоего меча. Там вообще некогда смотреть по сторонам. Удар – отмашка – еще удар – блок – выставить щит – ударить из-под щита – идти дальше… Не озираясь, не глядя, убит твой противник или ранен. Бой – не место для размышлений о смысле жизни. Там бьешь всех подряд, отличая лишь своих от чужих. Упавшего не добиваешь – это сделает тот, кто идет позади тебя.

Иное дело – здесь. Трудно считать врагом того, с кем вместе сидел за одним столом, с кем делил хлеб и вино, с кем болтал о пустяках и спорил о важных вещах. Он не враг – ты с ним вместе сражался когда-то против общего врага. Нас породнила мутная вода Попятни, связав крепче кровной клятвы. И я сейчас ее нарушила. Более того – отец и сын Хаши защищали правое дело . Они действительно хотели избавить мир от оборотня, от опасной твари, от зверя, убивающего людей. Если бы речь шла о ком-то другом, не о князе Витолде, для меня было бы честью сражаться бок о бок с этими рыцарями – и да, убивать оборотней. А вместо этого…

Только на утро второго дня меня выгнал из добровольного заточения самый сильный враг – голод. Крепость пала, если можно так сказать, из-за отсутствия запасов продовольствия.