Собачий рай

– Мне кажется, нет… Пока была ребенком, я его почти не видела, как стала подростком, девушкой, чувствовала, что он будто меня дичится. Отсюда, как я позже поняла, и проистекала его категоричность, резкость. Часто своими придирками он доводил меня до слез. Когда покидала после окончания школы дом, меня переполняли два противоречивых ощущения: невыносимая тоска по матери и громадное облегчение.

– Долго вы тосковали по матери?

– Знаете, нет. В первые дни, может быть, месяцы мне казалось, что эта тоска заставит меня перевестись на заочный и вернуться в родной дом. Нежелание жить с отцом перевесило. Уже к середине учебного года я адаптировалась к новым условиям жизни. В общаге мне повезло с подругами. Они стали моей новой семьей. Плюс – учеба. Мне удавалось быть на курсе первой и совмещать это с бурной личной жизнью.

– Вы хотели ему что-то доказать?

– Я хотела как можно скорее стать независимой.

– А что с матерью? Почему она, будучи самодостаточной в профессии, не захотела скинуть с себя зависимость от столь тяжелого человека? Я имею в виду те годы, когда она была моложе.

– Сложно сказать. Она, как вы знаете, была сиротой. Отец был первым, кто дал ей ощущение семьи, она об этом часто говорила в те минуты, когда я его истово ненавидела. Она всегда, всегда говорила о нем хорошо! Думаю, мама опасалась, что не сумеет устроить с другим мужчиной семейную жизнь – ведь отец… – Надежда Романовна запнулась, подбирая слова. – Он был к ней невероятно привязан. В силу своей работы он во всем видел грязь и подвох, а мать умела это сгладить.

– Он был основным кормильцем вашей семьи в С-ре?

– Про незадавшееся предприятие с ЧОПом я уже рассказала. Все его попытки адаптироваться к тем, к кому он не стремился

попасть – к этим легким на слово и дело, активным, пытающимся учиться рыночным отношениям людям, заканчивались для него болезненно. Он не мог пересилить свою честолюбивую и во многом, увы, ограниченную натуру. И, знаете, при всей моей ненависти к этой натуре – сталактитовой, убийственно упрямой, мрачной и пессимистичной, – я испытывала к нему уважение.

– А он вас уважал?

– Он сделал все возможное, чтобы я уехала из С-ры и поступила в институт.

– Например?

– Например, вкладывал последние деньги семьи в репетиторов. Я училась хорошо, но он считал, что я должна сдать экзамены идеально: я просиживала над учебниками дни и ночи. По этому поводу он часто ругался с матерью, которая говорила, что такой подход излишний, она была уверена: чтобы сохранить здоровье, мне не следует столько заниматься. От постоянной умственной работы у меня случались нервные срывы, болели спина и шея. Маму это беспокоило, а он не обращал на мои жалобы внимания – они его только злили.

– А когда вы встали на ноги, когда стали им помогать, какие эмоции, как вы думаете, он к вам испытывал?

– Схожую с моей к нему неприязнь. Вместе с тем эта неприязнь несла на себе печать уважения. Так равный может уважать равного, но чужого. Сбежав от них в восемнадцать, я сумела добиться того, что не удалось сделать матери, – стала не только независимой, но, по сути, главой семьи. А она жила с ним в глубочайшем внутреннем конфликте: сначала берегла семью из-за меня, потом не посмела выйти из своей сомнительной зоны комфорта – в нашем патриархально-православном обществе до сих пор силен стереотип, что у приличной женщины непременно должен быть муж.

– А вы так не считаете? – сдержанно улыбнулась Варвара Сергеевна: затронутая тема была и для нее одной из самых болезненных.

Сама она, разведясь с отцом Аньки вскоре после ее рождения, второй раз вышла замуж только через сорок лет – когда они с Валерой по-тихому расписались.

Но так же, как двадцать и сорок лет назад, Самоварова считала, что замуж нужно выходить исключительно по любви и никак иначе.

В голосе Надежды Романовны звенел нерв:

– Нет, не считаю! Фальши и приспособленчества достаточно на работе – но там это приносит свои плоды: продвижение по карьерной лестнице и, в конечном итоге, повышение уровня жизни. Жить с кем-то в угоду обществу – для меня это тяжкий, веками не оставляющий Россию бред.

– А мать ваша, получается, жила с вашим отцом в угоду обществу… Что-то не производит она ни на фото, ни по вашим воспоминаниям такого впечатления.

– Понимаете, – задумалась Надежда Романовна, – рано или поздно в жизни женщины наступает возраст, когда она обретает уверенность в себе. И не столь уж важно, что у нее за спиной – суровая борьба на поле бизнеса или борьба на поле семейном, где главным оружием являются способность к компромиссам и адово терпение. Все пережитые баталии и в том и в другом случае в какой-то момент становятся смешны. Кто-то поступился личным счастьем, кто-то – успешной карьерой. Но результат в итоге один: женщина, уже не юная, но привлекающая уверенностью, напитанная опытом, способна самостоятельно принимать любые решения и жить без оглядки. Я называю это возрастом спокойствия. А у моей матери он не наступил. Она не сложила оружия, так и осталась рядом с отцом неуспокоенной.