Читаем Собачки мои, мы едем искать сокровища! (СИ) полностью

"Поля чуть не потеряла дар речи: перед ней стояли все трое. И все трое в новой обуви"

Ах, вот оно что! Хемингуэй рулит. For sale: baby shoes, never worn.


"Скрепнуто - не спорю, - снисходительно заметил Коровьев, - действительно скрепнуто, но, если говорить беспристрастно, скрепнуто очень средне!"

Слезодавка. Плюс модная нынче эксплуатация военной темы. Единственное, что понравилось в рассказе - название. Сапожником называли киномеханика, у которого постоянно застревала и рвалась пленка.

Если пересказать сюжет, получится - мертвый отец шьет детям обувь, чтоб о нем не забывали. Тема-то годная, а исполнение подкачало. Дело губят логические нестыковки, сырая матчасть, излишняя сентиментальность. Речь местами корявая, предложения несогласованные, длинные. А главное - к чему все это? В финале лобовая мораль - "велел жить дружно". Мне это что-то напоминает. Пойду погуглю...



Реликт. Грибное место


Начало текста с многоточия предполагает отрывочную структуру повествования как прием. Например - рукопись, найденная в Сараг... ну, где-то найденная. Может, в бутылке даже. Отрывки, испорченные водой, объеденные мышами, источенные временем. Однако нет - дальше текст вполне связный, аккуратно поделенный на главки. Зачем тогда это многоточие, вызывающее такую интригу? Рассказчица - деревенская девочка, она вряд ли станет вести дневник или сочинять мемуары.


"Матрёна Ивановна. Она сразу после пожара заговариваться стала и ушла на Выселки"

Загадочные Выселки постоянно мелькают в тексте. Хочется уже узнать, что это такое. В результате информация скупая - дармовая "кормушка и поилка" для тех, кто не хочет или не может жить в деревне. Кто ее создал, зачем, с какой целью? Сам автор устами девочки в финале задает похожие вопросы, но ответа на них в рассказе нет. Действительно, в чем смысл собирать людей в деревне, гонять их по кругу, из которого выхода нет? Зачем тогда Выселки?


"Я тогда как раз первое свое слово и сказала:

- Зойка...

Правда, мамка не услышала. Доила она. А "мамка" я уже потом сказала, через месяц"

То есть до этого девочка вообще не разговаривала? Она не младенец, отличает сарай от избы и знает, когда проходит месяц. Сколько ей лет?

Удивление вызвала корова Зорька, которая реагирует на заряженное ружье. Гениальная, прямо скажем, корова! Отчего она такая? Побывала на Выселках? И что? Опять возвращаемся к тому, что осталось за пределами текста.

Почему Матрена Ивановна растолстела, побывав на Выселках?

Почему мамка хотела повеситься? Явно не из-за пропавшего мужа, потому что живет теперь с Семеном. И не из-за Семена. Из-за чего же тогда? Нет в тексте материной тоски по чему-то оставшемуся за пределами деревни. Есть только результат - хотела повеситься. А этого мало, это новые вопросы.


"Отослала меня за хлебом"

В магазин? Они ж в деревне живут. Отрезанной от остального мира. Или вообще в параллельном мире. Должны сами печь хлеб, из собственной муки.


"Потому что образованные все неверующие"

Логично. Но какой смысл в этом церковном пассаже? Автор так и не объясняет, во что верят местные жители и как это связано с безвыходной ситуацией, в которой они оказались.


"А мамка помнит ещё, как она с подружками своими, тоже образованными, поехала на практику сказки местные изучать. Про Грибное Место. А дядя Семён совсем ничего про прежнюю жизнь не помнит.

Иван Сергеевич долго мамку про Грибное Место расспрашивал. А потом сказал, что не сказки это, а кто-то всё же из круга вышел и рассказал про то, что здесь видел"

Похоже, что-то проясняется. Но три четверти текста позади, и это первое упоминание о Грибном Месте. Вынесенном, между прочим, в заголовок. Увы, это и последнее упоминание. Похоже, автор сам не определился, в какое место поселил своих героев. Ибо продолжается перебор вариантов. Уже не грибное место, а чистилище. Нет, лабиринт. Нет, искривление пространства.

Стоп! Хотелось бы уже конкретики. Потому что каждый из этих вариантов является отдельным фантдопущением. И каждый тянет сюжет в свою сторону. Поэтому и выглядит рассказ лоскутным одеялом, в котором, вроде, и много всего, а каждый "лоскуток" по отдельности не греет. Есть фантастическое допущение, но нет фантастической идеи.

Больше всего (не считая автора) знает про это место Иван Сергеевич. И про нечто на Выселках, которое "как-то бы увидеть надо", и про то, что вода из ведра не везде "закручивается". Но все его знания тонут в общей фрагментарности сюжета.

Главная же проблема в том, что нет у героев цели. Чего они хотят? Уйти на Выселки, выйти из круга, вернуть пропавших близких? Даже девочка-рассказчица плывет как по течению среди множества вариантов, не зная, к какому берегу пристать.




Горбачев Олег Вячеславович. Куриная слепота


'Нас, таких нестандартных, с иммунитетом против вируса Фогона мало. Примерно один на две сотни тысяч человек. А официально зарегистрированных и носящих повязки глаз чуть меньше половины от расчетного количества зрячих. Все остальные, включая меня, благополучно скрываются и маскируются под нормальных'

Перейти на страницу:

Похожие книги

Разговоры об искусстве. (Не отнять)
Разговоры об искусстве. (Не отнять)

Александр Боровский – известный искусствовед, заведующий Отделом новейших течений Русского музея. А также – автор детских сказок. В книге «Не отнять» он выступает как мемуарист, бытописатель, насмешник. Книга написана в старинном, но всегда актуальном жанре «table-talk». Она включает житейские наблюдения и «суждения опыта», картинки нравов и «дней минувших анекдоты», семейные воспоминания и, как писал критик, «по-довлатовски смешные и трогательные» новеллы из жизни автора и его друзей. Естественно, большая часть книги посвящена портретам художников и оценкам явлений искусства. Разумеется, в снижающей, частной, непретенциозной интонации «разговоров запросто». Что-то списано с натуры, что-то расцвечено авторским воображением – недаром М. Пиотровский говорит о том, что «художники и искусство выходят у Боровского много интереснее, чем есть на самом деле». Одну из своих предыдущих книг, посвященную истории искусства прошлого века, автор назвал «незанудливым курсом». «Не отнять» – неожиданное, острое незанудливое свидетельство повседневной и интеллектуальной жизни целого поколения.

Александр Давидович Боровский

Критика / Прочее / Культура и искусство