Собака, которая любит

Очнулась девушка, когда уже совсем рассвело. Она ползала на четвереньках по травяному газону, пытаясь нашарить собачку, звала ее, как могла, но любимицы с ней не было. В том районе застройка современная, с большими расстояниями между громадными, вытянутыми по фасаду домами, и собаке было куда уйти. Понятно, что все поиски были совершенно безуспешны. Напоминаю, что ко мне она обратилась полтора месяца спустя, а все это время ездила туда то одна, то вместе с подругой, расспрашивала людей, звала, лазила по подвалам.

Мы поехали на место с хозяйкой и ее подругой. На подходе к дому я отпустила Черного с поводка: посмотрим, как он примется за дело. Не тратя лишних сил на разведку на незнакомой местности, он направился прямиком к одному из подъездов и поднялся на высокое крылечко сбоку, под углом к дверям. Хозяйка пропавшей собачки изумилась: «Это та дверь, мы с ней вот так и шли!». Ну, что мне было отвечать, кроме: «Я уже поняла»?

От дверей он, уже решительно, по-деловому, нос в землю, зашагал к треугольнику травы у угла соседнего корпуса. Запаха, понятное дело, за полтора месяца не осталось никакого, но нос — еще и инструмент биополевой настройки. Он шарил носом в начинавшей увядать траве (на дворе уже давно сентябрь, по утрам заморозки), он, как несколькими годами раньше у подоконника, всеми силами показывал мне, как много там следов искомой собачки. Потом, окончательно «поймав волну», он пошел в сторону, через весь огромный двор, то задерживаясь в каких-то ничем не примечательных местах, то резко ускоряя шаг. У помойного бака, усыпанного, как водится в наших дворах, горками каких-то пищевых отходов и очисток, он заметно оживился. И я увидела внутренним взором некрупную рыженькую собаку, подбирающую тут какую-никакую еду. Она там — ранним утром, ей еще холодно и сыро от сумеречного тумана.

Для проверки я спросила у хозяйки: «У вашей собачки шерсть на горле светлее, чем на теле? Остренькие ушки с очесами за ними?» И получила подтверждение. Не Рольфу оно было нужно — мне, человеку!

Так, время от времени приостанавливаясь и рассматривая картинки из бесприютной жизни собачки, мы дошли до длинного дома, стоявшего перпендикулярно тому, у которого мы были раньше. Тут Рольф затормозил и показал, что хотел бы пролезть в подвальное окошко, да только габариты не позволяют. При ближайшем рассмотрении в доме обнаружился сквозной подвал, в который залезла, согнувшись в три погибели, подруга хозяйки. В подвале наличествовали следы человеческого бытия — какие-то ватники, тряпки-подстилки, ящик вместо стола…

Мы с Черным и хозяйкой собачки двигались вдоль дома снаружи, останавливаясь у подвальных окон-лазов и получая донесения от подруги. Вдруг та вскрикнула: вдали в подвале послышалось движение!

Из окошка метрах в двадцати от нас выскочила рыжая собачка, на мгновение остановилась и посмотрела в нашу сторону. Хозяйка закричала, узнав ее, принялась звать, побежала! Но собака, больше не оглядываясь, метнулась за соседний дом и исчезла в таком же огромном дворе.

Но нас так просто не проведешь! След есть, очень горячий, и я прекрасно видела, где надо занюхивать. Поставила Пылесоса на след, как положено: «Нюхай! Ищи! След!». Он послушно отправился в соседний двор. А там…

Он принялся ломать комедию, да так, что даже я ненадолго поверила, что он потерял след. Он бродил, потерянный и жалкий, изумляясь тому, что собачка ухитрилась побежать одновременно и налево и направо. Он метался от куста к кусту, от дверей к дверям, всякий раз притворяясь, что полон рвения и самых горячих надежд, что еще мгновение — и собачка будет с нами!

Но то и дело взглядывал мне в глаза усталым карим взглядом, которого не могла заметить хозяйка беглянки. И я понимала, в чем дело. Она не хотела возвращаться!

Для него воля самой собаки всегда была превыше желаний человека, и я не могла его за это осуждать. Это наше общее правило: мы в любом случае стоим на стороне собаки, даже если это противоречит пониманию человека. И мои собаки, и наши подопечные очень ценят эту солидарность.

Я не в первый раз сталкивалась с этим собачьим законом, который называется «изгнание из стаи» и который частенько служит причиной потери собак, потому что хозяева его, к несчастью, не понимают. Отношения в стае и то, кому в ней быть — вопрос непререкаемой власти Вожака. Он единолично принимает суровое, но никем не оспариваемое решение, а остальные члены стаи помогают ему изгнать того, кто стал чужим, будь он хоть лучший друг, хоть сын, хоть мать. Нам, людям, кажется странным, что отверженные собаки в таких случаях не переживают, не тоскуют «по первой семье», принимая изгнание не как трагедию и не как проявление злой воли, а как факт действительности.