Собака, которая любит

Мы с Рольфом работали в тот день на охране, где я временами подменяла сына, когда у него возникали срочные дела. Стояла питерская душная июльская жара. Врагов на горизонте никаких не было и не предвиделось, но уйти было нельзя, и мы с моим верным псом-рыцарем полускучали-полудремали, запершись в охраняемом помещении. Уютно устроившись в мягком кресле, я впала в классическое «просоночное состояние», особо пристально изучаемое в физиологии головного мозга и служащее самой надежной «тропинкой в подсознание». В восточной традиции именно такое состояние считается первым шагом к медитации. Мои ленивые полумысли крутились вокруг ауры и прочих интересных, но пока еще загадочных для меня вещей. Черный, точно так же разомлевший от жары, духоты и вынужденного безделья, валялся на прохладном линолеуме пола у моих ног. Я взглянула на него — и отчетливо ощутила темно-синий ореол над его головой, тающий в сероватой с жемчужным переливом дымке. Не сообразив, что это может означать, я мысленно спросила об этом у него (телепатический контакт у нас уже был отработан). И он ответил!

Выяснилось, что этот красивый синий цвет, в точности, как и у человека, означает у собаки напряженную интеллектуальную деятельность, а попутно сопряжен с уверенностью в себе. Она, впрочем, тоже является производной от интеллекта, от понимания ситуации и способности к адекватной реакции на происходящее. В активном состоянии это насыщенный васильково-ультрамариновый тон, но тогда, в вялом и полусонном состоянии, это был более глубокий синий, словно бы замешанный на мышино-сером торможении.

Тайна жемчужной дымки открылась мне много позже. Эта дымка, порой сменяющаяся фосфоресцентной «подсветкой», возникает в ауре собак тогда, когда они… человек сказал бы, медитируют, уходят в астрал. В тот раз я своим вопросом заставила Черушку оторваться от медитации. Спасибо ему за то, что просветительную работу со мной он счел более важным делом, чем собственный выход в мир чистых энергий, где они, как и мы, могут получить подпитку, нередко запасаясь энергией впрок. Хотя… это ведь мы — как они!

Тогда мы работали с ним вместе часа два, проигрывая разные жизненные ситуации, соответствующие им состояния психики и отражающие их цвета ауры. Я выспросила у Рольфа все, что могла придумать. Я проверила свое понимание — благо за окном, в собачьем дворике неподалеку, за это время перебывало десятка полтора-два собак и собачат разных пород и возрастов, резко различающихся по сиюминутному психофизическому состоянию. Игривый щенок-пуделенок, флегматичный престарелый ньюф, вздорный и коварно-агрессивный метисик, пугливая изнеженная болонка — все они, желая того или нет, показали мне свои аурические картинки, да еще и в разных сочетаниях друг с другом, а Рольф учил меня расшифровывать их и интерпретировать. Результаты проверялись немедленно, по наблюдениям за поведением собак и их мимическим языком, которым я тогда уже владела неплохо.

От Рольфа я узнала, что агрессивным выпадам у не слишком смелой собаки предшествует выброс багровой мути, а неуверенность в действиях хозяина сопровождается желто-зелеными сполохами. Смеются собаки яркими голубоватыми вспышками, точно перекатывая блестящие елочные шарики. Если собака, привыкшая слушаться хозяина, в угоду человеку подавляет свои непосредственные желания и эмоции, то в ее ауре появляется коричнево-бурый тон, оттенки и интенсивность которого зависят от конкретного варианта взаимоотношений и от того, на чем построено послушание. Тут ведь различий тоже хватает — от полного подавления собственной воли до добровольного и радостного сотрудничества с человеком.

Вместе с Черным мы наблюдали за щенячьими играми, за мимолетными стычками, за веселой возней и шутливыми погонями. Тут мне далеко не сразу удалось распутать сплетение индивидуальных аурических картинок. На цвета, составляющие «вклад» каждой собаки, накладывалось и общее настроение компании. Шалости и забавы молодежи создавали общий фон веселья, напоминающий брызги шампанского — яркие золотистые и серебристые высверки, кипящая пена самозабвенного детского восторга. Старшие могли отреагировать на приставания детворы ярко-оранжевым раздражением или изжелта-серой неприязнью, смотря по характеру и настроению. Раз-другой чей-то резкий испуг заливал всю эту картину, достойную кисти художника-абстракциониста, чернотой непроглядной.