Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя

– Насколько я помню, уколов он не боится? – уточнил доктор Филлипс, готовясь взять пробу. Тонкой иглой он втянул немного подозрительной плоти, которую затем предстояло осмотреть и убедиться, не рак ли это.

– Ни капли. Главное, не стричь ему когти. К своим когтям он неравнодушен.

– Без проблем.

На следующее утро он перезвонил.

– Операция нужна как можно скорее.

– Что с ним?

– Признаки довольно агрессивной веретеноклеточной опухоли. Вы знаете, что это такое?

– Веретенообразные клетки разделяют хромосомы при клеточном делении.

– Да. После чего отмирают. За исключением тех случаев, когда они мутируют и образуют опухоль в соединительных тканях. Здесь я вижу именно это и с таким псом, как Лу, рисковать не хочу.

– Когда?

– Если вас устроит, можно завтра утром. Вы же вроде работали ассистентом ветеринара?

– Очень давно, на ветеринарной скорой, а что?

– Хотите ассистировать?

– Само собой!

– Захватите фотоаппарат. До встречи в девять. Сегодня вечером не кормить, а утром не давать ничего вообще, даже воды.

По дороге домой я купил Лу кусок вырезки, чтобы он съел его у меня на глазах.

Однажды я наблюдал, как ампутировали заднюю лапу лабрадору, которого сбила машина. Врачи отогнули слои мышечной ткани, как банановую кожуру, разрезали кость, затем сшили ткани обратно, как тугой бутон. Было много крови и мяса. Все время, пока шла операция, ветеринар с помощником обсуждали, какую пиццу им заказать на обед. Меня едва не стошнило, они прекрасно это видели и смеялись.

Но та операция была проще, чем удаление подкожной опухоли размером с мячик для гольфа и части тканей вокруг. Лу рисковал лишиться довольно приличной части себя.

Я все сделаю, чтобы операция прошла хорошо. Если понадобится, вцеплюсь зубами и выгрызу эту дрянь. Только бы с Лу все было хорошо.

Поутру я вывел его на прогулку в парк – тот самый, куда привел меня койот в ту магическую ледяную ночь. Ближе в южной оконечности парка мы вышли на полянку окруженную елями и осинами, с кривой сосенкой, росшей посередине. Здесь было тихо. Мы часто останавливались здесь, когда гуляли: Лу нюхал или грыз траву, я наблюдал за синицами и поползнями, мелькавшими среди ветвей. Я называл это место Поляной Лу, и до сих пор зову его так.

Мы дошли до поляны. Я опустился в мокрую траву на корточки, прижал Лу к себе и коснулся опухоли. Он посмотрел на меня, не зная, чего ожидать.

– Тебе обреют задницу, приятель, и какое-то время она у тебя поболит, – сказал я. – Еще будет трещать голова, и дней десять придется носить «абажур».

– Ру-у.

Я почесал ему шею и обнял.

– Чепуха.

Через пару часов мне вспомнятся эти слова.

– Мойте руки, – велел мне доктор Филлипс, доставая бритву. – Сейчас я дам ему успокоительное, потом сбрею шерсть на нужном нам участке. Старина Лу не будет возражать против такого внимания к его заднице?

– Он ничего не скажет, но не забудет такого унижения, конечно. Потом будет долго дуться.

– Отлично его понимаю.

Я вымыл руки, надел хирургические перчатки и чистый балахон, взял маску и присоединился к доктору Филлипсу, который уже занимался Лу. Он выбрил ему участок кожи размером восемь на восемь дюймов. Лу выглядел оскорбленным в самое сердце. Зато опухоль теперь стала выделяться отчетливо, как космический пришелец.

Никогда раньше я не видел голую кожу Лу, она была белее моей. Я почесал его, улыбнулся и подумал, что потом буду его этим дразнить.

Лу лежал с видом мальчишки, обмочившего штаны.

– Он очень заботится о своем имидже, – пояснил я.

– Еще бы, он же у нас общественный деятель, – засмеялся доктор Филлипс.

Мы водрузили Лу на стол.

– Повернись на бок, – попросил я. – Нет, на другой.

– Ра-а-ау.

Его сознание уже мутилось от лекарств, но он послушался. Во взгляде, устремленном на меня, читалось недоумение: «Зачем ты так по-дурацки вырядился?»

Доктор Филлипс сделал анестезию, и второй раз в жизни Лу потерял сознание. Он посмотрел на меня, потряс головой, облизнул губы и заснул. Точнее, не заснул – обмяк. Он обмяк.

Я видел, как умирают звери и люди. Они просто… ухолят. Выглядят мягкими, бесформенными, словно в теле не осталось ни одной кости. И видеть сейчас, как то же самое происходит с Лу… это было больно.

Доктор Филлипс прицепил датчик к языку Лу, вывалившемуся из пасти.

– Так мы сможем замерять пульс и насыщение крови кислородом. Вот тут, на экране, будут выводиться два показателя.

– Что там должно быть?

– Сейчас частота сердечных сокращений у него равна девяноста восьми. Насыщение кислородом должно быть по возможности близким к ста процентам. Сейчас девяносто шесть, это нормально. Пожалуйста, контролируйте эти цифры и регулируйте подачу изофлурана по моей команде, чтобы показатели оставались стабильны. Нам особенно важен кислород, он обеспечивает питание мозга в ходе операции.

– Спасибо, доктор.

– Я подумал, вам будет лучше поучаствовать. В приемной вы бы извелись.