Собаки на заднем дворе

– Тут вот какое дело, Смирнов. – Он попытался изобразить теплоту в голосе и даже не обратился ко мне по воинскому званию. – Только что я был в штабе батальона. Сообщение в штаб пришло, нехорошее. Короче, три дня назад в больнице твой отец умер от инфаркта. Как говорится, прими мои соболезнования. На похороны отпускать тебя отсюда мы права не имеем. Здесь не тюрьма, но, сам понимаешь… Да и не успел бы ты уже. Пока доехал бы. Да и три дня прошло, его уже, скорее всего, похоронили.

Я встал и, приложив руку к пилотке, попросил разрешения выйти.

– Идите, – ответил ротный, но вдруг передумал: – Ну-ка сядь, сядь на место, тебе говорю!

Я покорно сел, готовясь к новым испытаниям. Капитан нагнулся, пошарил в ящике стола и вдруг извлек оттуда початую бутылку водки и два граненых стакана. Один он наполнил до краев, во второй плеснул половину. Тот, который был полным, капитан твердой рукой подвинул ко мне:

– Пей, парень, пей. Сегодня тебе можно. Я сам батю рано потерял, так что знаю, что это такое.

Ротный опять пошерудил в своих закромах и извлек изрядно помятый плавленый сырок «Дружба».

– Чем богаты, едрен батон, – извиняющимся тоном произнес он и одним махом одолел свой стакан. Я последовал его примеру.

Мне показалось, что водка не имела ни запаха, ни вкуса. Я пошел к своей кровати и, механически раздевшись, лег в постель.

– Дежурный по роте! – услышал я, проваливаясь в сон, голос ротного: – новенького на вечернюю поверку не поднимать. И вообще не трогать, головой мне отвечаешь! Пусть спит до подъема.

Всю ночь мне снился отец. Вот он гуляет с Лаем, вот он бьет морду директору нашей восьмилетней школы, вот мы строим нашу дачу, которая почему-то похожа на сказочный дворец. Отец смеется. Радостно улыбается мама, Лай восторженно тявкает и бегает вокруг членов нашей семьи. Да, да! Именно семьи. Как хорошо, когда есть семья, когда в ней есть собака. А без собаки семья неполная, сиротская какая-то семья. Собака – это признак человечности в доме. Без нее трудно осознать, что мы люди, способные любить других людей и вообще чувствовать этот невыносимо тяжелый и все же такой прекрасный мир. Да здравствуют люди и их собаки!

Команда «подъем» катапультой выбросила меня из кровати. Служба морпехом не прошла даром: я на автомате действовал привычно быстро и точно. У нас в полку для старослужащих в служебном смысле не было поблажек. «Старики» знали службу, умели ее нести и немного бравировали этим. Одеться по подъему раньше молодого солдата, быстрее него пробежать кросс по пересеченной местности и даже толковей выступить на политзанятиях для старослужащего солдата было делом его профессиональной чести. До частей морской пехоты медленней, чем до других родов войск, доходила ржавчина неуставных взаимоотношений. Во многом, видимо, потому, что традиции у морпехов были покруче, чем у других, командиры держали нас за горло железной хваткой и, самое главное, солдаты и сержанты в основном были нравственно чище: таков был результат тщательного отбора – сита, через которое отсеивалась разная шелупень. Конечно, встречались и такие, как Чмо. Но, как говорится, в семье не без урода.

В числе первых я встал в строй и вместе со всем личным составом роты выбежал на зарядку. Хорошо скроенный сержант с раскосыми глазами, то ли узбек, то ли таджик, добросовестно гонял роту: кроссовая подготовка, разминка в виде вольных упражнений, подъем переворотом через перекладину, прыжки через козла. Нагрузка для меня была ерундовой, но я старался, как всегда, не выпячивать свое превосходство, пытаясь затеряться в середине строя.

– А ты ничего, крепкий! – сказал мне после зарядки сержант и протянул руку. Сержанта звали Мишей, точнее Нурмухамедом; он был казахом. – Морпех, говорят? – он посмотрел на меня с интересом.

– Бывший, – кивнул я.

– Морпехи бывшими не бывают, – убежденно сказал Нурмухамед.

После зарядки меня вызвал в каптерку старшина. Прибежав по его приказу (в дисбате все провинившиеся либо бегали, либо ходили строевым шагом), я четко доложил о прибытии.

– Как сапоги, не жмут? – поинтересовался Веталь.

– Никак нет, товарищ прапорщик, – вытянулся я перед этим уродом.

– Снимай, мне их в ремонт надо отдать.

Веталь вручил мне совершенно новые сапоги, которые явно были на два размера меньше моего.

– Я же ноги сотру: они не моего размера и не разношены.

– Вот сам и разносишь: кто-то ж должен. Никто тебе легкой жизни в дисбате не обещал. Сестрам Золушки тоже было непросто влезть в ее туфельку, но влезли.

Я понял, что у Веталя все-таки было детство.

В дисциплинарном батальоне учебные занятия согласно распорядку дня длились с 9.00 до 20.00 с перерывами на обед, дневное личное время (30 минут), тренаж и ужин. Главными из них были общевоинские уставы Вооруженных Сил СССР, политзанятия и, гвоздь программы, строевая подготовка. Последний вид занятий часто использовался как дополнительная мера объяснения солдатам смысла жизни.