Собчачье сердце

Узнав, что его хотят купить иностранцы, Собчак враз побросал все дела и с женой умчался в Париж, прихватив с собой рукопись, укрытую во вместительном ридикюле от неясных тогда преград при случайном таможенном досмотре.

Вместе с ним отправился и автор текста книги А.Чернов, кровно заинтересованный в своей законной доле и поэтому решивший не отпускать далеко от себя жуликоватого партнера.

В Париже в первый выдавшийся вечер они встретились с одним из содержателей известной газеты "Русская мысль" А. Гинзбургом и постаревшим за годы эмиграции, сильно располневшим А. Синявским, происходившим, как и Гинзбург, из мутной волны первых диссидентов.

С 1955 года Андрей Донатович Синявский под псевдонимом Абрам Терц исправно поливал грязью нашу страну и плевался в народ. За это его совсем недавно реабилитировали и чуть было не наградили. Так вот, эти ребята, наиболее яркие и выдающиеся представители из плеяды злейших врагов СССР, без обиняков и пустой салонной болтовни, обожаемой женой «патрона», разъяснили Собчаку, "как родному", что издание его рукописи на Западе может принести автору максимальный доход до двух тысяч долларов. Но если заинтересовать солидное издательство, а вместе с ним крупный капитал, намекнули они, то тогда рукописная макулатура Собчака может потянуть на два и более миллиона долларов. Все зависит только от того, во сколько покупатели оценят самого автора, и будет ли он согласен исправно послужить своим новым хозяевам.

Собчак, расправив плечи, в бриллиантовом угаре возбужденно прошелся в тогда еще дешевых ботинках по краю ковра, как породистый, но пожилой конь, доставленный на аукционную площадку для последней в его жизни продажи. В мозгу Собчака ударами изношенного сердца, танцующего вприсядку, выстукивалась цифра в два миллиона долларов, которая без помощи калькулятора никак не переводилась на количество привычных «видиков», но, несомненно, в дальнейшей судьбе «патрона» решала все. Поэтому, выждав положенное время, Собчак, чтобы не продешевить лицом, сдержал восторженный стон и, опустив выдающие волнение глаза, с наигранным равнодушием изрек: «Согласен».

А. Чернов сидел молча и пил другую чашку кофе, думая свои черные думы. Полагаю, не стоит теперь читателю удивляться общей стене между французским банком "Креди Лионэ" и оперативным управлением штаба Ленинградского военного округа.

Окрыленный первоначальным потрясающим финансовым успехом, Собчак быстро сляпал новый совместный «шедевр» под названием "Ленинград (Санкт-Петербург", в котором бегло рассказал о своей беспощадной борьбе с теперь уже ненавистным ему социализмом и коммунистическими вождями, имена которых клялся выжечь с названия самого города, улиц и памяти всех жителей.

Изготовив срочным порядком эту рукопись, он вновь умчался в Париж, где уже не спеша, обстоятельно и не волнуясь, торговался до конца относительно собственной, вредоносной России, стоимости.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Подобная беспринципная идеологическая пакостность «патрона» потрясла даже видавшего виды, одного из самых славных представителей русской диаспоры в Париже, я бы сказал, нулевой эмигрантской волны. Он родился и вырос вне России и до недавнего времени никогда у нас не был, но, в отличие от Собчака, нашу страну всегда считал своей настоящей и единственной Родиной. Я с гордостью демонстрировал ему наш город, всю жизнь беспокоивший сны и до самой смерти воспеваемый его дедом. Мы заехали в Петропавловскую крепость, ворота которой разделяли двадцатый век с «осьмнадцатым». Он вышел из машины и, стоя на площади перед собором с задранной в темное звездное небо непокрытой головой, высказал мысль, которую я просто обязан тут выразить и взять в кавычки, ибо, несмотря на готовность своей кровью под ней подписаться, она была мне все же подарена другим (человеком, всю жизнь прожившим в Париже: "Чтобы такую великую страну, как Россия, поставить на колени, нужно незаметно, но интенсивно прикормить гуманитарной либо любой иной помощью ее народ, тем самым постепенно отучив людей от свойственного им веками созидания. Одновременно надо разрушить дотла все индустриальные источники, после чего Россия без этой самой помощи уже обойтись не сможет никогда. Похоже, что ваш Собчак с этой задачей успешно справляется".

Часы на колокольне собора стали отбивать время. Глядя в его глаза, увлажненные болью и искренней обидой за нашу Родину, я почувствовал первый накат удушающей ненависти к «патрону».

Потом мы в машине забрались прямо на бастион, где когда-то монархисты повесили декабристов задолго до прихода к власти охаянных «демократами» коммунистов.

Граф, пройдясь по каменному карнизу над Невой, встал невдалеке спиной к выхваченному прожекторами из хмурой мглы северной ночи соборному шпилю и что-то шептал, возможно, молился.

Перед нами спал, положив голову на притушенные набережные, любимый город. Под стенами крепости плескалась тихо река, в которую, как известно, дважды войти нельзя…