Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Немцы думали, что русские, которые не владели идишем или польским, не смогут ни связаться с партизанами в окрестностях, ни найти поддержку, если удастся сбежать. Разговаривая только по-русски, они будут жить в языковой изоляции. Но немцы не знали, что некоторые из русских также говорили на идише, а несколько польских заключённых понимали русский. Что важнее, немцы недооценили силу советской военной иерархии, которая требовала, чтобы приказы выполнялись. Несколько русских сказали потом, что, когда А.А. Печерский приказал им убить, они не ставили под сомнение его приказ, они просто подчинились. Во впечатляющем документальном фильме французского режиссёра Клода Ланцмана «Собибор. 14 октября 1943 года. 16 часов» Иегуду Лернера, выжившего заключенного, спрашивают, убивал ли он когда-либо ранее. Его ответ был «нет». Лернер не был русским солдатом. Но у него не возникло сомнений в том, что он должен сделать это, поэтому он подчинился[62]. Они тоже хотели умереть с достоинством, защищая себя от убийства.

Воспоминания А.А. Печерского, представленные Институту еврейской истории, продолжаются следующим описанием прибытия: «Открылись двери, и прямо напротив нас был плакат «Sonderkommando Sobibor». Усталые, голодные и сломленные, мы покинули вагон. Стояли вооружённые офицеры СС, и обершарфюрер Гомерски выкрикнул: «Краснодеревщики и плотники, без семей, шаг вперед!»

На первый взгляд Собибор был обычной сельской местностью. В хорошую солнечную погоду люди могли обмануться и решить, что приехали в деревню, где должны работать. Но этот обманывающий покров вскоре слетал. В воспоминаниях для М. Нович (как и в других воспоминаниях) А.А. Печерский говорил:

Восемьдесят мужчин завели в лагерь и заперли в бараках. Узники, находившиеся там дольше, рассказали о Собиборе. Мы все сражались на войне и страдали в лагерях, но так испугались Собибора, что не могли уснуть в ту ночь. Шломо Лейтмен, польский еврей из лагеря на Широкой лежал рядом со мной. «Что с нами станет?» — спрашивал он. Я не ответил, притворившись спящим. Я не мог справиться с собой и думал о Нелли, маленькой девочке, ехавшей со мной в одном вагоне, которая была, без сомнения, уже мертва. Я подумал о моей собственной дочке, Эллочке

[63].

А.А. Печерский предоставил факты о прибытии, жизни в лагере и восстании. Только в этом отрывке он описал своё волнение и то, как спрашивал себя, как он столкнется лицом к лицу с чужой смертью, и особенно тот факт, что убивали детей, будет занимать его мысли всю жизнь. Только негодование могло заменить печаль, выраженную в отрывке, приведенном выше, и только негодование могло преобразоваться в обвинение жестокости.

Хотя и романтизированный, этот документ 1952 г. является самым аутентичным из ранних заявлений. К моменту интервью Нович спустя более чем 20 лет, историки уже были знакомы с Собибором, рассказ о нем стал более формализованным. Выжившие общались друг с другом, они знали истории, которые рассказывали другие. К тому моменту Собибор нужно было представить воображаемой аудитории, которую предстояло убедить и передать это знание. Я сомневаюсь, осознавал ли А.А. Печерский в ту первую ночь, что Нелли была мертва. Из множества свидетельств становится ясно, что людям требовалось время, чтобы связать знания о массовых убийствах с тем состоянием, когда они могли принять, что люди, которых они знали лично, были убиты немедленно. То, что он думал об Эллочке — понятно, особенно при том, что его желание увидеть ее вновь, стало мощнейшим стимулом к выживанию. Во время всего срока заключения и службы в армии он умудрился хранить фото Эллы при себе; это фото молодого отца с маленьким ребенком. Мне его показали, когда я приезжала в Ростов-на-Дону.

Невообразимое преступление

Газовые камеры были за пределами воображения. Вот почему люди продолжали недоумевать, что случилось с тысячами, которых куда-то увели. В интервью 1984 г., во время съёмок документального фильма о выживших в Собиборе, А.А. Печерского спросили, знали ли узники о газовых камерах до прибытия в Собибор. Он сказал: «Конечно, мы не знали, что там происходило, но мы знали, как они обращаются с людьми и что они убивают, это мы хорошо знали. Мы верили, что сможем сбежать по пути, но нам не удалось».