Соблазн

Она продолжала недвижно стоять перед зеркалом, в котором отражался ее собственный, застывший в заключительном жесте маски образ. Я-то замыслила этот план в надежде, что, увидев свое отражение, Клаудия потеряет концентрацию и воздействие ее маски на меня ослабеет. Но результат превзошел все ожидания. Что такое с ней случилось? Я не могла припомнить ни одного такого случая – не было прецедента, когда наживка овладела бы сама собой.

Я отползла подальше и некоторое время лежала на полу, тяжело дыша. Возврат физических ощущений, далеких от наслаждения, – боль в обрубке пальца, боль от ушибов – свидетельствовал о том, что влияние Клаудии понемногу слабеет. Меня все еще мутило, как будто при сильном похмелье, но я была свободна.

И я подняла голову. Клаудия продолжала стоять в той же позе: ноги расставлены, руки подняты. Казалось, она даже не дышит. Это было так странно, так жутко, что я отвела взгляд через несколько мгновений сильнейшей зачарованности, поборов искушение заглянуть ей в лицо.

Но в тот момент я не думала, что мне делать с Клаудией, – моего внимания требовали другие.

Я подбежала к Мигелю и с облегчением убедилась, что пульс у него еще есть, хотя и слабый. Снова замотала повязку у себя на руке, чтобы иметь возможность использовать здоровые пальцы и остановить кровотечение. Потом зажгла фонарь Мигеля и, подсвечивая себе, расстегнула его рубашку и осмотрела рану. Пуля вошла чуть пониже левой ключицы. Жив он остался каким-то чудом. К счастью, в него попала только одна пуля, но бледность и покрытая потом кожа свидетельствовали, что он в состоянии шока. Я обратила внимание, что он сам пытался остановить кровь, зажимая рану рукой, и я стала помогать, приспособив для этого свою куртку. Потом достала мобильник, хотя и полагала, что это не поможет, потому что Клаудия наверняка подключила подавители сигнала. Тем не менее значок на мониторе говорил о том, что телефон в зоне действия сети. Возможно, она считала, что ситуация полностью под контролем, и пренебрегла мерами предосторожности, или же ее отвлек наш приезд в поместье. Я позвонила в отдел – так выйдет быстрее, чем в полицию, назвала себя и сообщила, что у меня на руках тяжело раненная наживка.

Закончив разговор, я увидела, что Мигель повернул голову. Склонившись над ним, я прошептала, что люблю его. И обняла, желая закрыть его рану всем своим существом, не дать вытечь его последней крови, сберечь хотя бы их – эти жалкие остатки. Он закрыл глаза – словно провалился в глубокий сон. «Не позволю тебе умереть», – крутилось у меня в голове.

Я обернулась к Клаудии. Не думаю, что она сдвинулась хотя бы на миллиметр. «Это, должно быть, Йорик», – подумала я. Маска Труда, которую она для меня сделала, никогда не произвела бы на нее такого эффекта, но я вспомнила ее же слова о том, что Йорик – всего лишь «дополнение», которое поднимает наслаждение от любой маски до невообразимого градуса. «Она видит в зеркале отражение Йорика, и это ею и овладело» – таким был мой вывод.

В эту секунду послышался стон с другой стороны сцены.

Я вспомнила о сестре и направила туда фонарик: Вера все еще сидела на корточках, хотя уже подняла голову и смотрела прямо на меня. Было так радостно видеть, как с ее глаз спадает пелена смятения, покрывавшая их раньше, что я почти позабыла о Мигеле.

– Диана? – тихонько позвала она.

– Да, это я. Спокойно, все хорошо. – И отодвинула фонарь, чтобы не слепил глаза.

Она глядела на меня поверх плеча, испуганная, словно ожидая удара, однако между страхом и одержимостью есть явное различие: Вера выбиралась из своего колодца, и с каждой минутой это было все ощутимее. У меня на глазах она отреагировала панически, увидев Клаудию:

– Что… что это с ней?

– Она попыталась сделать маску, – объяснила я. – И думаю, что овладела сама собой.

– Это… это ужасно!

– Знаю. Не смотри на нее. Лучше помоги мне, пожалуйста, – вот этим нужно зажимать ему рану. – И я показала ей мокрый сверток из моей куртки.

Вера подошла и стала помогать. Я знала, что сама возможность быть хоть чем-то полезной немного ее успокоит. Мы посмотрели в глаза друг другу, и Вера разрыдалась:

– Клаудия хотела… хотела навредить тебе!.. А я ненавидела ее, но должна была подчиняться!

– Забудь об этом, – шепнула я.

– Я хотела остановиться! Но она настаивала, и мне пришлось…

– Хватит уже, Вера. Мы вместе, а это самое главное.

– Я ненавидела ее, Диана! Ненавидела ее! Нена…

Я понимала, чего она добивается: сочиняет нелепые оправдания, чтобы успокоить себя. Единственным реальным объяснением служит псином, но ее рациональный мозг не допускал, что наслаждение довело ее до такой крайности – играть против меня.

– Вера. – Я взяла ее лицо в ладони. – Посмотри на меня. Все уже кончилось, дорогая. Клаудия уже не опасна.