Соблазн

Я забормотала какое-то идиотское извинение, но мужчина продолжил, улыбаясь:

– Это моя жена. Бывшая жена, хотел я сказать.

– О, вот как.

Мы уселись на диван, он слева от меня. Я повернулась к нему и устроила небольшую проверку. На мне были штаны, не юбка, но зато облегающие, из черной кожи, что позволило продемонстрировать ему внешнюю сторону бедра. Я подождала, пока он переведет на меня взгляд, и стала снимать тесную кожаную курточку с застежкой на ремешках, обнажив вначале левое плечо. И проследила за его глазами: зацеп не усилился, но, кажется, и не ослабел. Понятно было, что ему нравится смотреть на меня в этой позе – позе его бывшей, – но не слишком. Я попробовала заговорить, все еще совершая манипуляции со «шкуркой»:

– А мне ты сказал, что холостяк.

– Я совсем недавно развелся. – Мужчина махнул рукой, показав, что не придает этому значения. – Эта вода уже утекла.

– Верно. Если механизм уже не работает, лучше от него избавиться. – И я бросила куртку рядом с сумкой. Вообще-то, я выбрала место подальше от сумки, показывая тем самым, что времени у меня предостаточно, но прибавила: – Мне скоро уходить.

– Ну и ну! – проговорил он, словно речь шла о досадном недоразумении, и показал на стакан, стоявший на столе. – А пить ты что, не будешь?

– Буду, конечно.

Я пригубила напиток. Легкий привкус лимона, но это вовсе не значит, что туда не подмешаны наркотики. Но это меня не очень заботило, поскольку я была полностью уверена, что ничего он со мной не сделает, если я буду без сознания. Если он – Наблюдатель, то, чтобы развлечься, я нужна ему в адекватном состоянии.

– А ты красивая, – заявил он. – Очень-очень красивая.

– Спасибо.

– Такая стройная и… высокая. Ты похожа на модель… И такая молоденькая…

– Хочешь узнать, сколько мне лет? – Я улыбнулась и договорила: – Двадцать пять.

– Ага. А мне – сорок два.

– Ты тоже молодо выглядишь.

Он поднял свою волосатую руку, поблагодарил меня за комплимент и засмеялся, будто над тонкой шуткой. Когда он не пил, его взгляд обращался к моему лицу и от него уже не отрывался, словно глаза солдат в присутствии командира, но я-то знала, что все, что его во мне привлекает, все, что его цепляет, начинается как раз от пучка волос на затылке и ниже: черные бретельки, рассекающие мои плечи, кожаные браслеты, так похожие на наручники, мой голый живот ниже топа, мои ноги, обтянутые тонкой черной кожей штанов, заправленных в остроносые сапожки.

Говоря, мужчина активно жестикулировал, словно выполняя гимнастические упражнения с гантелями.

– А ты… испанка или?.. Ты похожа на… не знаю… На шведку или что-то в этом роде…

– Я из Мадрида. Шведка из Чуэки[4].

Покачав головой, он расхохотался:

– В такие времена живем – никто не есть тот, кем кажется…

– Да уж, и не говори, – согласилась я.

Повисла пауза. Я воспользовалась ею, чтобы осторожно за ним понаблюдать, пока он задумался. «И о чем ты думаешь, козлина? Ведь вертится же что-то без конца в твоей голове. И не просто секс… Есть за этим мрачным лицом что-то еще, о чем тебе хочется сказать или сделать… Что же это?»

Он назвался Хоакином. Внешность его вызвала у меня в памяти кадры из фильмов про кроманьонцев, которые крутят на платных каналах: крепкий, невысокого роста, со скошенным лбом, волосы подстрижены ежиком, густые брови, сросшиеся на переносице, глаза расставлены широко, неподвижные. Тело, заключающее в себе огромную физическую силу, – и мозг, об этом не подозревающий. Он из тех, кто после соответствующей тренировки способен разбивать кирпичи ударом головы. В одежде тоже обнаруживалась забавная деталь: зеленая рубашка в тон к джемперу. Забота о собственном имидже. Мужчина одинокий и франтоватый, религиозный и разведенный, с мягким голосом и грубым телом. Волосатая и мускулистая тайна, застенчив, взгляд неподвижный.

Он все еще был у меня на крючке, но стало очевидно: чтобы он начал действовать, нужно что-то еще. Я снова подумала о доминантном облике его бывшей, если это действительно его бывшая, и вспомнила, что говорил Женс по поводу «Укрощения строптивой» Шекспира и связи этой пьесы с филией Жертвоприношения. В этой пьесе Катарина – строптивая – создает препятствия, распаляющие Петруччо, который, в свою очередь, «укрощает» ее при помощи еще больших препятствий. «Эта борьба двух воль, сталкивающихся друг с другом, – говорил Женс, – и есть символ маски Жертвоприношения».

И я попробовала именно эту тактику. Со стуком поставила стакан на стол, так что он зазвенел, изменила позу, а голосу придала некоторую резкость:

– Ну так что?

– Извини?.. – Он буквально подскочил.

– Ну, что ты хочешь делать?

– Делать?

– Ты привез меня к себе, чтобы что-то делать, разве не так?

Мужчина, казалось, потратил немало времени на обработку моего вопроса.

– Ну… Я думал, мы могли бы сначала немного поболтать…

– С такими планами мне придется всю ночь болтать. Откровенно говоря…

– Ты торопишься?

– Вот что, я даю тебе час. – И я развела руками. – На большее время остаться я не смогу.

– Ладно-ладно. Я просто хотел, чтобы мы хоть немного узнали друг друга…

– Уже узнали. Я – Джейн, ты – Тарзан. Что еще нужно?