— Как ты себя чувствуешь? — спросил Пирс, подходя к ней.
— Устала! — выдохнула она. — Но чувствую себя удивительно бодрой.
— Да, и я тоже. Уверен, что к утру мое тело будет молить о пощаде.
— Похоже, пора заканчивать.
— Вероятно, ты права. — Пирс протянул ей руку.
Встав, Ния призналась:
— Это было очень весело. Два вечера подряд я отлично провожу время.
Пирс наклонился и чмокнул ее в щеку.
— И я буду продолжать веселить тебя, пока ты позволяешь мне делать это.
Ее сердце забилось, и она улыбнулась.
— Не искушай меня, Пирс.
Наклонившись к ее уху, он прошептал:
— Искушать тебя — это именно то, что я намеревался сделать.
Пирс придержал дверь для Нии, пока они выходили из спортзала. Вместо того чтобы вернуться к своему автомобилю, он задержался на тротуаре.
Ния тоже не торопилась уйти, потому что встала рядом с ним.
Так они и провели несколько мгновений под усыпанным звездами небом, стоя рядом, глядя друг на друга и слыша только ночной бриз и гул проезжающего транспорта.
— Я рад, что мы пришли сюда, — признался Пирс. — Надеюсь, заряд эндорфинов будет действовать и завтра.
Ния вскинула бровь:
— Что ты имеешь в виду? Завтра в твоем мире произойдет что-то особенное?
— Да. У моего отца день рождения.
Он заранее знал, как пройдет хотя бы часть дня, и не мог сказать, что ждал его с нетерпением.
Выражение ее лица смягчилось.
— Я понимаю. Похоже, тебе завтра будет непросто.
— Это похоже на напоминание обо всем, что я потерял, понимаешь? — Он сделал паузу, вспомнив о своей многострадальной матери и самоуверенной, но очень любимой сестре. — Обо всем, что потеряла моя семья.
Ния положила руку ему на плечо.
— Сочувствую тебе и твоей семье. Но я искренне верю, что ты готов ко всему, с чем придется столкнуться.
— Спасибо за поддержку!
— Без проблем. — Она сжала его плечо. — Кроме того, если этот день вызовет у вас больше проблем, чем умиротворения, ты можешь подумать, как и где проведешь его в следующем году.
— Я уже думал об этом, — кивнул Пирс.
— Мне действительно пора домой. Я хочу встать рано и поработать над своей картиной. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты справишься завтра?
— Конечно. — Он наклонился и быстро чмокнул ее в щеку. — Я позвоню тебе, ладно? Хорошей дороги!
— Спокойной ночи, Пирс.
Он смотрел, как покачиваются ее стройные бедра, когда она уходила. Только после того, как она села в машину и покинула парковку, он забрался в свой внедорожник и отправился домой.
В субботу в полдень Пирс стоял рядом с Лондон на тихом кладбище в ближайшем пригороде. Это был прекрасный солнечный день. Лишь пара белых облаков блуждала, время от времени приглушая солнечный свет, освещающий надгробия.
Неподалеку над могилой отца стояла их мать.
Пирс молча наблюдал, как его мать разложила свой переносной табурет, поставила его рядом с богато украшенным надгробием мужа и села. Пирс мог видеть, как шевелятся ее губы, но был слишком далеко, чтобы услышать, что она говорит.
Он и его сестра наблюдали за тем, как этот ритуал разыгрывался в течение нескольких лет. Два дня в году они всей семьей приходили отдать дань уважения ушедшему в мир иной патриарху. Один раз в День отца и в ноябре на его день рождения.
— Как ты думаешь, что она ему говорит? — тихо спросила Лондон.
Пирс пожал плечами:
— Это личное, что бы это ни было.
Она кивнула:
— Наверное. Она знает его намного лучше нас. На самом деле это может быть что угодно.
— Я бы хотел, чтобы мы знали его, но в некотором смысле я чувствую, что мы знаем. Мать проделала огромную работу, сохранив воспоминания о нем для нас.
Сколько он себя помнил, она рассказывала истории об их отце, создавая связь там, где в противном случае в их жизни была бы зияющая пустота.
— И дядя Мартин был для нас хорошим образцом для подражания, — добавила Лондон, — так что мы никогда не чувствовали себя обездоленными.
Пирс кивнул, но промолчал. Его мысли вернулись к разговору с Нией прошлой ночью. Что отличало ее от других женщин, так это доброта, то, как деликатно она проявляла участие и сопереживала его потере. Она с самого начала заинтриговала его своей красотой и силой, но теперь Пирс начал понимать, что она особенная.
— Нам действительно нужно убедить маму уйти в отставку, — нарушила ход его мыслей сестра.
Пирс заметил, как мать тяжело вздыхает.
— Ты права. Так рано, а она уже устала. Она не такая старая. Ей еще нет и шестидесяти. Все это переутомление и стресс ухудшили ее здоровье.
Лондон покачала головой:
— Я знаю, что «Гамильтон-Хаус» важен для нее. Но вокруг нее полно людей, благодаря которым компания продолжает работать. Ей не нужно нести это бремя в одиночку.
— Я не знаю, почему она чувствует себя ответственной за все. Даже думать об этом утомительно для меня, и я, честно говоря, не понимаю, как она продержалась так долго.
Пирс увидел, как его мать пытается встать с табурета, и отправился ей на помощь. Сестра последовала за ним.
Они подошли к ней и бережно взяли под руки, чтобы помочь матери встать на ноги.
Эверли улыбнулась сквозь навернувшиеся на глаза слезы.