Собор

Ярко и убедительно показывает О. Гончар и перерожденцев (к примеру, Владимир Лобода), превратившихся в высокопоставленных чинуш, оторвавшихся и от людей и от жизни.

И очень знаменательно, что основной конфликт «Собора» возникает не в сфере производства, чем, увы, грешили и не раз авторы так называемых «производственных» романов и пьес, а в сфере — жизнь. Жизнь сложнее, и потому именно она закаляет или ломает судьбы людей и порождает самые неожиданные парадоксы, в частности и в их трудовой деятельности.

Древний девятиглавый собор — шедевр восемнадцатого века — олицетворяет собой и вольный полет вдохновения, и высокое искусство человеческих рук, и живую связь времен, и даже порождает свою символику, свои ритмы.

Недаром автор пишет о соборе как о поэме человеческого казацкого зодчества.

«Берегите соборы ваших душ!» — говорит один из персонажей романа, и эта мысль как бы пронизывает все произведение.

Помню, как еще в далеком 1947 году (а мы познакомились с Олесем именно тогда, на Первом Всесоюзном совещании молодых писателей) меня очаровали «Альпы», положившие начало эпопеи «Знаменосцы». Это, была книга о только что пройденной нами войне, казалось бы о том, о чем мы, фронтовики, отлично знаем, но написанная человеком, в таланте которого не просто слиты, а живут в едином первородстве реализм и романтизм. И когда «Знаменосцы» были закончены и соединились в одну книгу, эту особенность дарования Гончара оценили миллионы читателей. Не хочется употреблять слово «бестселлер», но со «Знаменосцами» в нашу литературу вошел крупный мастер, а роман его читался и зачитывался буквально всей страной.

Талант Гончара удивительно светел и уже этим привлекает к себе внимание читателя. Даже в самых трагических по материалу книгах «Знаменосцы», «Человек и оружие», «Циклон», посвященных битве с фашизмом, мы ощущаем свет надежды, свет мужества, свет справедливой борьбы. Сам автор не раз возвращается к теме света. К примеру:

«Было же что-то такое — назовем его Светом идеала, — что поддерживает вас в том пекле, где шел, казалось бы, совершенно неравный бой между человеческим и звериным, где обнаженный дух человека сражался с кровавой трясиной, с собственным отчаянием, преодолевая слепую силу инстинктов».

Или еще:

«Свет — это сама загадочность, по крайней мере для меня! Удивительное, благороднейшее проявление материи, самое совершенное ее проявление… граница ее возможного движения. Непревзойденный в скорости… Он — и волна, и частица… и, возможно, еще что-то».